Национальный вопрос в отношениях России и Австро-Венгрии времен Первой мировой войны (история одного славянского мифа)
Первая мировая война 1914-1918 гг., как любое глобальное событие, изменившее ход истории, оставила после себя не только огромный комплекс спорных вопросов, загадок и тайн. Она породила большое количество мифов, которые вот уже столетие переходят из памяти поколения в поколение, а также кочуют по страницам различных книг и изданий от журналистских статей до серьезных научных монографий. Эти мифы настолько утвердились в нашем сознании, что превратились в своего рода клише, которые неизменно возникают в сознании, стоит только услышать или прочитать какое-нибудь сигнальное слово. Одним из таких мифов является история о том, как 28-й Пражский пехотный полк австро-венгерской армии, чуть ли не под музыку оркестра, стройными рядами промаршировал в русский плен. О ней неизменно вспоминают, стоит только произнести слова: «Первая мировая» и «чехи». Странно, что до сих пор, несмотря на отдельные публикации современных чешских историков и исследователей, никто не усомнился в несуразности описания этого события. Однако оно может являться примером того, как одна из важных проблем внутри- и межгосударственных противоречий сформировала миф, переживший его творцов практически на несколько поколений.
В настоящее время, спустя сто лет после начала Первой мировой войны, взорвавшей мир старой Европы, можно выделить из комплекса объективных и субъективных причин, вызвавших к жизни молох войны, проблему малых народов в составе многонациональных государств, а точнее — славянский вопрос.
Анализируя ход событий как предвоенного периода, так и непосредственно июльского кризиса 1914 г., следует отметить, что правительственные круги Российской и Австро-Венгерской империй рассматривали войну как средство выхода из кризиса, охватившего к этому времени обе многонациональные державы. Славянский вопрос был одним из камней преткновения в политических отношениях между Габсбургами и Романовыми на рубеже XIX — ХХ веков.И если для российских монархов он был способом «выпустить пар» русской общественности, часто встававшей в оппозицию к государственному политическому курсу, то австрийский правящий класс прекрасно понимал, что от правильного решения национальной проблемы зависит судьба всей Дунайской империи.
Особую остроту славянский вопрос в отношениях между империями проявился в 1908-1914 гг., когда после Боснийского кризиса и в ходе Балканских войн стали очевидными агрессивные устремления Габсбургской империи. В это время умы европейских политиков занимала судьба Австро-Венгрии и связанное с ней будущее чешского и словацкого народов1.
К 1914 г. Вена переживала упадок как имперский центр: власть перемещалась на периферию империи к новым националистическим политическим силам в новых центрах — Праге, Кракове, Загребе и Львове, которые дрейфовали от центра, то есть от Вены и австрийских наследственных земель. Император и двор становились все более и более беспомощны перед этими силами, а власть императора становилась скорее символической, чем реальной2.
В условиях политического кризиса, приведшего к мировой войне, с небывалой остротой заявили о себе проблемы централизации дуалистической империи, превращения ее в федерацию, а, возможно, и полного подчинения Германской империи. От того, какой вариант развития будет реализовываться на практике, зависели судьбы чешского и словацкого народов.
Чем ближе к 1914 г. нарастали австро-русские противоречия, тем активнее становилась позиция чешских национальных партий, причем она заключалась не только в оппозиционной парламентской деятельности, но и в прямом противодействии направленным против России действиям австрийского правительства. В январе 1914 г. русский консул в Праге сообщал поверенному в делах в Вене князю Н.А. Кудашеву, что «начальники корпусов, расквартированных в Чехии, Моравии и Силезии получили секретный запрос о том, насколько военная власть может рассчитывать в случае осложнений с Россией на состав офицеров-чехов. Из восьмого корпуса отзыв дан в том смысле, что молодые офицеры-чехи, до чина подполковника, представляются ненадежными. Они слишком увлечены национальной чешской и вообще славянской идеей». К изложенному консул добавил еще один интересный факт: «...в консульство часто обращаются молодые люди-чехи, желающие дезертировать. Приходится выслушивать от этих секретных просителей целые речи с негодованием против Австрии и ее войск и подмечать какую-то всеобщую уверенность, что серьезные события надвигаются сами собой»3.
Интерес также представляет переписка между Прагой и Министерством иностранных дел Российской империи за апрель 1914 г., в которой консул Жуковский, в ходе обсуждения организации в Петербурге славянского съезда, пересылает министру С.Д. Сазонову записку депутата Петербургского съезда, лидера Национально-социалистической партии В. Клофача. В ней дается анализ реакции чехословацкого населения на события Балканских войн, где отмечается следующее: «В Чехии мобилизация сопровождалась бурными демонстрациями со стороны народа и запасных. Военное управление поняло, что происходит собственно моральная революция славянского духа и чувства, которые протестуют против войны со славянами. Протестовали резервисты, посылавшиеся на сербскую границу и, что важнее, резервисты, отправляемые на русскую границу. Мы держимся того мнения, что эти моменты повлияли на венскую политику и на ослабление военной горячки». В конце своей записки В. Клофач напрямую говорит о реальности сотрудничества чехов и представителей русской власти при подготовке в возможной австро-русской войне: «подготовить целый ряд надежных людей каждом городе и в каждой деревне, чтобы, на случай наступления русского войска через Силезию и Восточную Моравию, были бы люди, на которое русское войско могло бы вполне положиться. Вопрос теперь идет о продуманной пропаганде славянского русофильского духа и подготовительной организации»4.
Примерно в это же время, в мае 1914 г., из-под пера лидера партии младочехов К. Крамаржа выходит меморандум под названием «Устав Славянской империи применительно к Deutsche Bundesakte». Его основная мысль состояла в создании Славянского Союза, включающего Россию, Польшу, Чехию, Болгарию, Сербию, Черногорию. Данное объединение должен был возглавить представитель дома Романовых, имеющий обширнейшие права. В частности, мог утверждать Имперскую Думу и Имперский Совет — высшие законодательные общесоюзные органы. В решении спорных вопросов приоритет также оставался за царем, общей должна была стать внешняя политика и армия5. Уже во время войны один из ближайших сотрудников Крамаржа, А. Рашин, через доверенное лицо передавал русскому осведомителю в Цюрихе, что главным доводом за создание «чешского королевства под державой русской» были те выгоды, которые получат чешские торгово-промышленные круги и чешские аграрии при государственно-таможенном объединении с Россией6.
Таким образом, следует отметить возрастающий интерес чешских партий и организаций к России и ее покровительству в политическом решении славянского вопроса по мере ухудшения отношений последней с Австро-Венгрией и Тройственным союзом. Чешские лидеры старались увидеть в русской монархии гаранта своей независимости, прежде всего в рамках экономического союза по К. Крамаржу. Среди чешской интеллигенции были и другие позиции. К примеру, лидер партии реалистов доктор Т.Г. Масарик из-за своей прозападной ориентации довольно скептически относился к славянским идеям в целом и русофильству в частности.
Июльский дипломатический кризис 1914 г. завершился агрессией Австро-Венгрии против Сербского королевства, переросшей в Первую мировую войну, в ходе которой славянский вопрос был решен военным путем. В первую очередь он коснулся двух противоборствующих многонациональных империй — Российской и Австро-Венгерской.
С началом войны чехи и словаки попали в двойственное положение, как этносы, оказавшиеся в составе армий противоборствующих государств, причем в Австрии отношение чехов к государственным мероприятиям было неоднозначным. 18 (31) июля 1914 г. после введения мобилизации в России Австро-Венгрия начала военные приготовления. По всей стране прокатились верноподданнические манифестации в поддержку войны, в том числе и в Праге. Однако эти демонстрации организовывались властями. Действительной поддержки война в чешском обществене имела. Т.Г. Масарик вспоминал впоследствии: «Призывники шли в армию с отвращением, как на бойню; были случаи неповиновения, отказов, начались преследования». Однако в целом мобилизация проходила организованно и без задержек.7
В России была развернута активная деятельность в поддержку военной политики правительства. Выступления на верноподданнических манифестациях чешских и словацких землячеств в Москве, Петрограде, Варшаве, Одессе, Киеве, Ростове-на-Дону, призывы в печати встать на сторону России, « охранительницы европейского мира», и поддержать «белого царя — надежду и защитника славянства», говорили о полном единодушии лидеров чешских землячеств с русскими правящими кругами. Формирование данной политической линии способствовал тот факт, что на территории России в этот момент находились австровенгерские подданные, попадавшие по законам военного мира под категории интернированных и военнопленных, а их имущество — под конфискацию8. Стараясь убедить русские власти в лояльности всех чехов и словаков, лидеры обществ обратились к Верховному главнокомандующему вел.кн. Николаю Николаевичу и в Совет Министров с предложением создать в рядах русской армии специальное чешское формирование. История чехословацких воинских частей в России начинается с заседания Совета Министров Российской империи 30 июля (12 августа) 1914 г., на котором единогласно было признано, что «сформирование упомянутых чешских добровольческих частей вполне целесообразным»9.
Затем всем губернаторам была разослана телеграмма товарища министра внутренних дел генерал-майора В.Ф. Джунковского от 4 (17) августа 1914 г., в которой было подчеркнуто, что «по ходатайству чешских обществ в России намечено в скором будущем сформировать особые чешские войсковые части для действий против Австрии». Формирование намечалось произвести в Киеве, а деятельность по набору чехов добровольцев и препровождению их в Киев возлагалась на уполномоченных чешских обществ, имеющихся в Петербурге, Киеве и Варшаве, с ответственностью этих обществ за политическую благонадежность добровольцев.10
Ни военные, ни дипломаты не стремились и даже опасались придать чешскому вопросу международный статус, тем более что в 1914 г. еще существовал расчет на скорое окончание войны и ломать традиционную политическую систему никто не собирался. Таким образом, соглашаясь формировать в составе русской армии чешские национальные отряды, русские власти смотрели на них как на временное явление. Главное управление Генерального штаба указывало начальнику войск Киевского военного округа, где было решено сформировать первую чешскую часть, генерал-лейтенанту Н.А. Ходоровичу, на особый подход к данному процессу: «целью формирования войсковых частей из чехов-добровольцев следует считать поднятие восстания среди чешского населения Австро-Венгрии. Вместе с тем представляется необходимым использовать чешские дружины для создания в пределах Австро-Венгрии благоприятной обстановки для действия наших войск. Указанное назначение чешских дружин, заставляющее смотреть на них не как на боевую часть, как на собрание пропагандистов в пользу русской армии (выделено мной — Н.К.), естественно, должно повлиять и на уклад внутренней жизни этих частей. Дисциплина в этих частях не может, конечно, быть на том уровне, на котором она в частях, имеющих боевое значение. Чешская дружина должна быть дисциплинирована лишь настолько, чтобы дойти в порядке до театра военных действий (выделено мной — Н.К.).
С момента вторжения в Австрийские пределы чешская дружина как войсковая часть перестанет существовать. Выделив целую сеть агитаторов, она распылится среди чешского населения Австро-Венгрии, работая по созданию благоприятной обстановки для наших войск, а также побуждая чехов к восстанию с оружием в руках против австрийцев»11. Именно поэтому формирование чешской дружины (такое наименование присвоили чешской войсковой части) проводилось путем набора добровольцев. Также предусматривалось присутствие при начальнике дружины специального уполномоченного Союза чехословацких обществ в России (СЧОР), отвечающего за связь между офицерским составом и солдатами-чехами, а на театре военных действий — за агитационную деятельность среди чешского населения.
Кроме того, принимая во внимание дальнейшее развитие чешского вопроса, верховное командование русской армии опасалось, что «широкая поддержка России чехословаков в стремлении их провозгласить свою независимость от Австро-Венгрии может создать для названных народностей род миража и, в случае неосуществления их заветных мечтаний, вызовет чувство горького разочарования и некоторого неудовольствия против России»12.
Однако высказываемые сомнения не могли приостановить выполнение Высочайшего повеления о формировании чешской дружины. В течение августа 1914 г. Отдел по устройству и службе войск Главного управления Генерального штаба выработал основания для организации чешских частей.
Формирование проводилось в Киеве как наиболее центральном из пунктов с более или менее значительным чешским населением. Вся деятельность по набору добровольцев для означенных формирований возлагалась на чешские общества Петербурга, Москвы, Киева, Одессы, причем Киевское общество по своим функциям объявлялось главным. Данные общества должны были командировать в населенные чехами местности своих уполномоченных, которые занимались набором добровольцев и направляли их в Киевское общество. Последнее передавало принятых добровольцев в распоряжение штаба Киевского военного округа. Одновременно решался вопрос о принятии чешских добровольцев в русское подданство.
В зависимости от числа добровольцев штаб округа должен был сформировать одну или несколько чешских частей. Помимо славянского состава, которого явно не хватало для создания полнокровной дружины, выделались кадровые нижние чины из запасных батальонов округа13.
Офицерский состав набирался из чинов русской службы, причем в составе дружины не менее 1/3 офицеров и нижних чинов должны быть русскими. Остальные командные должности планировалось замещать чехами-добровольцами, служившими раньше в иностранных армиях офицерами, зачисляя их на службу соответствующими чинами, на правах офицеров государственного ополчения. Весной 1915 г., во время визита в Ставку, представители Чешского комитета в г. Киеве обратились с просьбой установить среди чинов дружины чешский язык в качестве командного. В ответ начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н.Н. Янушкевич объявил: «Принимая во внимание, что чешские добровольческие дружины не являются частями русской армии, Верховный Главнокомандующий признал возможным ходатайство удовлетворить»14.
Однако боевое применение чехословацких добровольцев на фронте отличалось от предполагаемых в период формирования идей. Опасаясь использовать национальное формирование в качестве самостоятельной воинской части, русское командование распределяло чехов по ротам и более мелким подразделениям русским полкам и дивизиям, где чехи и словаки выступали в качестве разведчиков и переводчиков. Прежде всего, дружинников определили в 3-ю армию ЮгоЗападного фронта, сражавшуюся против австро-венгерских войск. Несмотря на осторожное отношение командования к вопросу использования национального формирования, чехи и словаки проявили себя на фронте с наилучшей стороны. В рапорте на имя Верховного Главнокомандующего от 9 апреля 1915 г. командующий 3-й армией генерал от инфантерии Р.Д. Радко-Дмириев указывал: «За все время пребывания Чешской дружины в составе 3 армии, дружина проявила себя с самой лучшей стороны. Дружинники, распределенные поротно по корпусам, несут разведывательную службу. Выходя ежедневно на разведку в составе соответствующих разведывательных партий от полков, а также самостоятельными партиями, дружинники всюду отличаются храбростью, предприимчивостью и отвагой, а вместе с тем оказывают неоценимые услуги, будучи знакомы с языками наших противников. Отзывы строевых начальников (начальников дивизий), в непосредственном распоряжении которых находятся чешские дружинники, о работе их по разведке и как боевой силы — выше всяких похвал»15.
Именно с действиями чешских дружинников связано возникновение и распространение одной популярной легенды, родившейся в Карпатских горах весной 1915 г. и до сих пор кочующей по страницам как простых газетных публикаций, так и серьезных исследовательских и научных работ. Это легенда о 28-м Пражском пехотном полке австро-венгерской армии под названием «Пражские дети», которая гласит, что полк практически полным составом перешел на русскую сторону. Так это было или иначе может подтвердить только анализ отечественных и зарубежных документов, в том числе неопубликованных или неизвестных отечественному читателю. В настоящее время можно с приблизительной точностью воспроизвести ход событий, развернувшихся на склонах Карпатских гор и ставших историческим мифом.
К началу 1915 г. армии левого крыла Юго-Западного фронта занимали растянутое положение вдоль Карпатского хребта от реки Дунаец до румынской границы и вели бои с австро-венгерскими войсками, прикрывавшими пути на венгерскую равнину, а также осаждали австрийскую крепость Перемышль. Еще в декабре 1914 г. командование ЮгоЗападного фронта приступило к разработке плана вторжения в Венгрию, основным исполнителем которого должна была стать 8-я армия генерала от кавалерии А.А. Брусилова. Почти одновременно с этими событиями австрийское командование начало подтягивать свои резервы на южную сторону Карпат с целью деблокады Перемышля. В январе-феврале 1915 г. в карпатских горах разгорелись встречные сражения русских и австро-венгерских войск. В зимнюю стужу, на горных перевалах, после ряда лобовых столкновений, обе стороны так и не добились решающих результатов16.
Однако русские войска, обладая численным перевесом, продолжали активные действия, и в марте 1915 г. обстановка стала меняться в их пользу. 9 (22) марта 1915 г. пал Перемышль, и в русский плен попал его 120-тысячный гарнизон. Освободившаяся русская блокадная 11-я армия была брошена на карпатское направление с целью усиления 3-й и 8-й армий. К этому времени штаб Верховного Главнокомандующего принял решение наносить главный удар в полосе ЮгоЗападного фронта. Однако наступление понесших большие потери в предыдущих боях русских 3-й и 8-й армий, которые также испытывали острый недостаток в боеприпасах, привело только к частичному успеху. Русским частям удалось захватить часть карпатского хребта — Низкие Бескиды. В конце марта 1915 г. наступление стало останавливаться17.
В мартовских наступательных боях на Бескидах наибольших успехов добились XII и XXIV корпуса 3-й армии и VIII армейский корпус 8-й армии Юго-Западного фронта. Дальше всех на запад продвинулся XXIV армейский корпус генерала А.А. Цурикова, состоявший из 48-й и 49-й пехотных дивизий под командованием генералов Л.Г. Корнилова и М.А. Пряслова, вышедших на подступы к городу Барт-фельду, за которым уже начиналась Венгерская долина18.
Командование австро-венгерских войск немедленно начало переброску частей с других участков своего карпатского фронта. В их числе оказался 28-й Пражский пехотный полк под командованием подполковника Шаумайера. Это был один из старейших пехотных полков императорско-королевской армии, имевший старшинство с 1698 г. Полк состоял на 95% из чехов, располагался длительное время в Праге и считался «домашним» полком столицы Чехии и неофициально назывался «Пражские дети».
Пражский пехотный полк только что был выведен после тяжелых боев с участка фронта у местечка Сенкова, около города Горлице, имея в строю 850 человек19. В ночь на 13 (26) марта 1915 г. полк занял оборону у деревни Стебник Гута, тем самым закрыв разрыв во фронте. На следующий день он был усилен маршевым батальоном из 700 человек и достиг общей численности в 1 550. Однако качество пополнения было невысоким как в физическом, так и в моральном плане. Помимо активных действий русских и тяжких условий зимних Карпат, «Пражских детей» ожидала еще одна неприятность: австро-венгерское командование не подозревало, что именно здесь против них действует одна из групп чешских разведчиков — полурота 2-й роты Чешской дружины под командованием подпоручика В. Клецанды20.
Пока русские в лице 49-й пехотной дивизии готовились к дальнейшему броску вперед, чешские дружинники собирали данные о противнике. Через некоторое время разведчики подпоручика В. Клецанды принесли неожиданное известие: перед русскими обнаружена чешская часть, 28-й Пражский пехотный полк.
Этот полк, закрывший разрыв во фронте, попал в очень тяжелые условия. На склонах гор лежал снег толщиной до % метра, днем он подтаивал, а ночью замерзал. Солдаты с большими усилиями вырубали в мерзлой земле небольшие окопы, в которых они лежали на подстилке из веток хвойных деревьев. Из теплых вещей у них были только легкие шинели. Первые три дня пребывания на этом участке фронта австрийские чехи питались только консервами и мерзлым хлебом. Затем была организована доставка горячей пищи из района Бартфельда, которая по дороге остывала и превращалась в ледяной блок. Каждый день в полку увеличивалось количество больных.
Так как полк размещался вне населенных пунктов, то санитарный пункт был в школе деревни Стебник Гута, хотя она находилась впереди австрийских позиций. В ночь на 17(30) марта группа чешских дружинников под началом десятника Я. Шипека подобралась к школе и захватила в плен всех находившихся там больных солдат, от которых были получены сведения о ситуации в 28-м полку21. Оказалось, что перед 195-м пехотным Оровайским полком 49-й пехотной дивизии стоят только три батальона полка «Пражские дети». Они отделены друг от друга глубокой долиной и не имеют между собой устойчивой связи. Кроме того, эти батальоны оказались в распоряжении разных бригад, и австрийское начальство совершенно не интересовалось их бедственным положением. Только после ряда настойчивых просьб подполковника Шаумайера, убеждавшего, что перед его фронтом русские сосредотачивают значительные силы, в тыл 28-го полка за деревню Стебник Гута был переброшен батальон 87-го пехотного полка.
В это время русское командование готовилось к новому наступлению. В последнюю субботу перед Пасхой, 21 марта (3 апреля) 1915 г. левый фланг 28-го пехотного полка был атакован частями русской 49-й пехотной дивизии. Примерно через полчаса 28-й полк начал отступление. Его 1-й батальон был просто сметен атакой22. Наступая дальше, русские солдаты проникли в тыл и во фланг 4-го батальона, после чего пришел приказ об отходе и в 3-й батальон. Наступление пытался сдержать резервный батальон 87-го полка, но и он после часового боя начал отступать. Чешские части и другие уцелевшие подразделения отошли на вторую оборонительную линию юго-западнее деревни Стебник Гута, где с помощью подошедших подкреплений удержали оборону23. В ходе этого боя потери 28-го Пражского пехотного полка составили около 800 человек, примерно половину состава. На следующий день русские повторили атаку австро-венгерских позиций, но понесли большие потери и были вынуждены отступить. Остатки 28-го полка удерживали занимаемые позиции еще около десяти дней.
Обстановка начинала стабилизироваться, но неожиданно 29 марта (11 апреля) 195 г. австро-венгерское командование издало приказ о расформировании 28-го Пражского пехотного полка. Этот документ, скорее всего, стал отражением нервозной ситуации, царившей в австрийских высших военных кругах, вызванной неудачами в Карпатах. Весной 1915 г. австрийское руководство боялось, что русские войска сумеют перейти Карпаты и двинуться на Венгерскую равнину, что могло бы привести к укреплению позиции Сербии, вероятному выступлению против Австро-Венгрии Румынии и возмущению среди славянского населения Дунайской монархии, особенно чехов. Вполне можно сказать, что в эти дни судьба империи висела на волоске. Именно в эту нервозную обстановку ворвалось известие о разгроме 28-го полка, что не осталось без отзвука. Таким образом, виновник поражений габсбургской армии был определен, и его следовало примерно наказать.
Австрийский Верховный главнокомандующий эрцгерцог Фридрих исключил 28-й Пражский пехотный полк из списка армии, а потом вышел указ императора Франца-Иосифа о расформировании полка и распределении его чинов среди других подразделений армии. Имущество и оставшиеся солдаты полка были рассредоточены по различным полкам 3-го армейского корпуса, причем эта мера коснулась и 2-го батальона 28-го полка, который находился совсем на другом участке фронта в рядах 29-й пехотной дивизии24.
Всю империю облетела весть о том, что 28-й Пражский пехотный полк сдался русским. В немецкой и мадьярской печати поднялась кампания против 28-го полка, да и против чехов вообще. Однако на самом деле маршевый батальон из «Пражских детей» был переведен на Итальянский фронт, а воссозданный на его основе полк в 1916-1918 гг. храбро сражался под Изонцо и в Альпах, но об этом предпочитали не говорить.
Одновременно на русской стороне фронта получило широкое распространение версия о добровольной сдаче большей части 28-го Пражского полка в плен. Распространению этих слухов активно способствовали чешские дружинники с легкой руки подпоручика В. Клецанды, которому можно приписать авторство данной версии. Сначала молва о переходе чешского полка русским распространилась среди солдат 48-й и 49-й пехотных дивизий, причем начальник 48-й генерал-лейтенант Л.Г. Корнилов начал звать к себе «чехов, которые берут целые полки»25. Затем эта трактовка событий проникла в высшие командные круги русской армии, а затем — в прессу. Все это способствовало подъему славянской идеи в русском обществе и широко использовалось в пропаганде Союза чехословацких обществ в России, стремившегося к увеличению национальных подразделений в армии. Затем информация проникла и в газеты стран Антанты. В это же время стали известны австрийские приказы о расформировании 28-го полка. В итоге людская фантазия приукрасила события наличием военного оркестра, под звуки которого австрийские чехи шли в русский плен, а события в Карпатах 21 марта (3 апреля) 1915 г. превратились в легенду.
Однако эта история не умерла вместе с окончанием войны, падением Двуединой монархии и возникновением Чехословацкой республики. В послевоенное время она получила «второе дыхание». Когда в Чехословакии начался процесс поляризации немецкого и чешского националистических лагерей, легенда о «Пражских детях» приобрела новую интерпретацию. Если немцы говорили об измене, трусости и бесхарактерности чешских воинов, то чехи,наоборот, говорили об отваге, мужестве, любви к родине, а также решающей роли чехов в падении империи26.
Только один раз, в начале 1920-х гг., прозвучала критика сущности этой легенды. Выступил историк и публицист К. Новак. Лично знакомый с начальником австро-венгерского Генерального штаба К. фон Хётцендорфом, он опубликовал книгу «Падение двух монархий», в которой отмечал, что 28-й полк вовсе не переходил на сторону русских, а стойко сражался. Зато командир полка бросил своих солдат, когда они еще вели бой, а потом так и не вступился за честь воинов27. Доводы К. Новака были отметены обеими сторонами: чехи заявили, что автор немец, а чешские немцы за слабые доказательства . На рубеже 1920 — 1930-х гг. развернулись дебаты в чехословацком парламенте между представителями фашистской партии и чешскими коммунистами во главе с К. Готвальдом28.
В эти годы чехословацкое государство и общество формировали свои национальные воинские традиции и опирались на версию перехода 28-го полка, придуманную В. Клецандой, которую многочисленными публикациями и авторитетом генеральского звания активно поддерживал сам автор. В его изложении судьба полка заканчивалась массовым переходом к русским и роспуском оставшейся части подразделения. О последующем воссоздании «Пражских детей» и его боевых действиях на итальянском фронте не упоминалось.
В 1931 г. председатель отдела юстиции Министерства обороны Чехословакии генерал Я. Кунц опубликовал работу «Тайны австрийского Генерального штаба», в которой разместил обширную главу «Фальшивая легенда о 28-м полке». Свою позицию Я. Кунц подкрепил документами дивизионного суда, проходившего над чешскими солдатами в Темешваре. По его мнению, версия о массовом переходе солдат 28-го полка к русским лжива, и речь может идти только о солдатах, попавших в плен во время боя. Я. Кунц писал, что эта легенда уже сыграла свою положительную роль в развитии чехословацкой пропаганды, а сейчас, по прошествии десятилетий, необходимо восстановить истинный ход событий. Книга Я. Кунца подверглась бурной критике со стороны основателей легенды. В ответ В. Кле-цанда выпустил свою работу «Словацкий Зборов» (1934 г.), сделав все, чтобы укрепить в сознании современников и потомков именно свою версию событий.
События 1938 г. и Второй мировой войны далеко отодвинули все старые идеи и легенды, и казалось, что жестокие события заставят забыть тему Первой мировой. Но история «Пражских детей» опять объявилась уже в новой Чехословацкой республике 1918 г., где она нашла свое место в национальных учебниках истории. Теперь события далекого 1915 г. были представлены как протест чешских крестьян против империалистической войны 1914-1918 гг. Эту новую интерпретацию старой националистической легенды осуществил в конце 1950-х годов чешский историк К. Пихлик. Он отмел все тезисы как австро-венгерского командования, так и В. Клецанды, объявив действия солдат 28-го полка в качестве начала народно-освободительного движения чешского народа в Первой мировой войне.
В современной Чехословакии легенда продолжает жить. Так, в вышедшей в 1996 г. коллективной работе чешские историки отмечают, что в плен попал почти весь 28-й пехотный полк, причем солдаты практически сразу побежали навстречу русским, и их сдачу в плен не остановила даже стрельба 3-го батальона 87-го полка. Учебники истории того периода публиковали цветную иллюстрацию картины «Переход под оркестр большей части 28-го полка в русский плен».
Примерно в это же время, в 1994 г., появилась статья исследователя Й. Фучика, усомнившегося в факте массового перехода полка в русский плен. Фучик довольно долгое время проработал в чешских архивах, а также в Венском военном архиве, посетил места боев Пражского полка. Итогом его работы стала публикация в 2006 г. фундаментального исследования «Воины Двадцать восьмого. Спор о чешском солдате Первой мировой войны». Автор подробно показал, что уставший и понесший большие потери в предыдущих боях 28-й пехотный полк попал под удар русских частей, хорошо знавших, благодаря чешским дружинникам, его расположение и моральное состояние. Потеряв в бою убитыми, ранеными и пленными большую часть людей, полк сумел удержать противника на второй оборонительной линии.
Выводы Й. Фучика подкрепляются документами Российского государственного военно-исторического архива, из которых наибольший интерес представляют рапорты командующего 195-го Оровайского полка подполковника В.А. Полумордвинова и командиров рот 1-го батальона о работе чешских разведчиков. При просмотре и анализе этих документов можно выявить, что атака Оровайского полка на австрийские позиции началась в 4 часа утра. Первым атаковал 4-й батальон подполковника А.С. Ризо. Около 6 часов утра он ворвался в окопы и стал зачищать их, активно работая штыками. В то же время 1-й и 2-й батальоны под общим командованием подполковника А.А. Дмитриева взяли деревню Стебник Гута и атаковали позиции к юго-западу от него. Противник отступал, оказывая серьезное сопротивление. В рапорте командир 2-й роты прапорщик Чижиков указал, что его солдаты около деревни взяли в плен 200 человек, в том числе двух офицеров29.
Из анализа отечественных, чешских и австрийских документов видно, что никакого массового перехода чешских солдат в плен не было. Несмотря на неожиданную атаку, противник оказывал яростное сопротивление, и атакующие понесли потери в 68 человек убитыми и ранеными и 762 человека пленными, что точно сходится с данными Й. Фучика30.
Все это позволяет сделать вывод, что разгром 28-го Пражского пехотного полка произошел во время тяжелого, вызванного опасением продвижения врага на исторические имперские и королевские земли кризиса австро-венгерского командования и общества.. Австрийцами он был использован в пропагандистских и политических целях, чтобы оправдать собственное поражение. Чешскими дружинниками и их сторонниками этот миф эксплуатировался для поднятия своего авторитета в глазах русской власти. К сожалению, данная легенда пережила все события бурного ХХ в. и плавно укоренилась в сознании людей нового столетия и тысячелетия.
Копылов Николай Александрович — канд. истор. наук, главный специалист научного отдела Российского военно-исторического общества, Москва, n-kopylov@mail.ru
1 И.М. Гойло. Проблемы чешско-словацкого сближения накануне и в годы Первой мировой войны в освещении журналов ЧССР.// Первая мировая война: страницы истории. Черновцы, 1994. С. 150.
2 Вэнк С. Династическая империя или многонациональное государство: размышления о наследии империи Габсбургов в национальном вопросе.// Австро-Венгрия. Опыт многонационального государства. Сборник РАН. М., 1995. С. 14.
3 Международные отношения в эпоху империализма (далее — МОЭИ). М., 1936. Сер. III. Т.1. С. 106.
4 МОЭИ. С. 384.
5 Савваитова М.Д. Чешский вопрос в официальных кругах России в годы Первой мировой войны. // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 114.
6 Клеванский А.Х. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. Чехословацкие политические организации и воинские формирования в России. 1914-1921 гг. М.: Наука, 1965. С. 12.
7 Серапионова Е.П. Чехи и словаки в огне Первой мировой войны. // Чехия и Словакия в ХХ веке. Очерки истории. М.: Наука, 2005. Кн.1. С. 46.
8 Клеванский А.Х. Указ. соч. С. 20.
9 Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2003. Оп. 2. Д. 323. Л. 3.
10 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2985. Л. 2.
11 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2985. Л. 24.
12 РГВИА. Ф. 2003. Оп.2. Д. 323. Л. 156.
13 РГВИА. Ф. 2067. Оп.1. Д. 2985. Л. 7.
14 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 323. Л. 84.
15 РГВИА. Ф. 2067. Оп.1. Д. 2985. Л. 50.
16 Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Сост. А. Незнамов. М., 1922. С. 59.
17 Там же. С. 64.
18 РГВИА. Ф. 2809. Оп. 2. Д. 2. Л. 7.
19 Fucik J. Osmadvacatnici. Spor o ceskeho vojaka velke valky. 19141918. Praha, Mlada fronta, 2006, S. 160.
20 Prasek V. Ceska druzina. Praha: Knihovna Ceskoslovenskeho legionare. 1934. P. 54-55.
21 Pametni kniha 1 streleckeho pluku Jana Husa. Praha, 1920. S. 125.
22 Кручинин А.М. Легенда о полку «Пражские дети» // 100 let Ceskoslovenkych Legii. Praha, 2015. S. 128
23 Fucik J. Ibid. S. 161.
24 Fucik J. Ibid. S. 163.
25 Klecanda V. Slovensky Zborov. Boje druhe roty Ceske Druziny a preechod 28. Pluku “Prazskych deti”. Praha, 1934. S. 58.
26 Medek R. red. Za svobodu. Obrazkova kronika ceskoslovenskeho revolucniho hnuti na Rusi. 1914-1920. Praha, 1925. S. 113-118.
27 Fucik J. Ibid. S. 409-410.
28 Кручинин А.М. Указ. соч. С. 13.
29 РГВИА. Ф. 2809. Оп. 2. Д. 2. Л. 1151-1155.
30 РГВИА. Ф. 2809. Оп. 2. Д. 2. Л. 1152.
Просмотров: 643
Источник: Копылов Н.А. Национальный вопрос в отношениях России и Австро-Венгрии времен Первой мировой войны (история одного славянского мифа) // //М.: Новый хронограф, 2016.- с. 107-126.
statehistory.ru в ЖЖ:
