Сталинская премия как инструмент формирования исторической политики в годы Великой Отечественной войны
Сталинская премия (премия имени Сталина) была учреждена в конце 1939 г. к 60-летию Иосифа Виссарионовича и стала высшей советской наградой в области науки и искусства. Присуждение премии носило ярко выраженный политический характер. Книги, получившие премию, как правило, формировали достаточно отчетливую идеологическую линию. Об этом свидетельствует и К.М. Симонов: «Анализируя книги, которые он [Сталин — В.Т.] в разные годы поддержал, вижу существовавшую у него концепцию современного звучания произведения, концепцию, в конечном счете связанную с ответом на вопрос: “Нужна ли эта книга нам сейчас? Да или нет?” И всякий раз — и за произведениями, получавшими премии, и за идеями о создании произведений о чем-то или о ком-то, произведений, которые впоследствии были обречены, как правило, на премию, стояли сугубо современные политические задачи»1. Приведенная цитата касается художественной литературы, но и к научным трудам по гуманитарным и общественным наукам ее можно отнести в полной мере.
Колоссальным было значение Сталинской премии и для историков. Она задавала идеологические координаты, служа ориентиром для многочисленных работников «исторического фронта». Несмотря на это, в историографии до сих пор отсутствуют работы, посвященные влиянию Сталинской премии на развитие советской исторической науки.
Появление премии стало знаковым событием. Она стала формой «мягкого» контроля над культурной и научной жизнью Советского Союза. Лауреаты премии становились ориентиром для научных работников и представителей творческих профессий, а награждение наглядно демонстрировало, какие исследования правящий режим считает актуальными и полезными и чего ждет от других. В области литературы, искусства и гуманитарных наук идеологический прагматизм проявлялся особенно ярко. Но идеологическая актуальность обязательно должна была сочетаться с фундаментальностью трудов-лауреатов. Ценились работы, не являющиеся просто набором клишированных идеологем. Идейная лояльность должна была соседствовать с научным качеством. Были прецеденты, когда идеологически верные, но научно слабые работы отклонялись по причине их недостаточной основательности.
Непосредственная связь с «вождем» ставила эту премию в особое положение, придавало ей своеобразный статус награды от самого Сталина, который лично принимал участие в отборе конкурсных заявок. Критерии присуждения премии не отличались устойчивостью. По наблюдениям специалистов: «Характерной особенностью всего механизма (регламента?) учреждения и присуждения Сталинских премий является его постоянная корректировка, причем не всегда оформляемая документально (по крайней мере, в виде публикаций в прессе)»2.
Тем не менее, в общих чертах механизм присуждения был следующим3. Выдвинутые работы рассматривал Комитет по Сталинским премиям, куда входили крупные деятели партии, искусств и науки. Согласно положению о Сталинских премиях Комитет мог учреждать из своего состава секции по отдельным специальностям, а также привлекать к оценке экспертные комиссии, состоявшие из ведущих ученых, но не являвшихся членами Комитета4. Комиссию по историческим наукам в годы войны до самой смерти в декабре 1943 г. возглавлял Е.М. Ярославский. Поскольку круг профессионалов, принимавших решение, был явно небольшим, то это, очевидно, приводило к лоббированию трудов хороших знакомых. Решение комиссии направлялось в Отдел агитации и пропаганды ЦК, где высказывались дополнительные соображения. Затем списки с краткими аннотациями рассылались членам Политбюро и Совета министров, которые высказывали свои соображения. Видимо, особую роль в судьбе лауреатов играл В.М. Молотов. Об этом свидетельствует большое количество материалов, отложившихся в его личном фонде номер 82 в РГАСПИ. Последнее слово, несомненно, принадлежало Сталину. При этом, надо заметить, мнение комиссии по премиям могло серьезно разойтись с окончательным вердиктом правителей государства, хотя в подавляющем большинстве случаев совпадало.
Списки победителей и их портреты печатались в главной газете страны — «Правде». Как указывалось в одной из статей: «Сталинские премии стали периодическим смотром советской науки, техники и культуры»5. Семантика смотра предполагала не только парадность, но и мобилизацию, предельную концентрацию усилий. В этом смысле премии — это еще и мобилизующий фактор. Не случайно лауреатов называли «отрядом».
Сначала Сталинскую премию историкам не давали. Причин этого было немало. Во-первых, репрессии 1930-х гг. привели к тому, что фундаментальные труды зачастую писать было некому. Во-вторых, в конце 30-х гг. основной акцент делался на фундаментальных и многотомных коллективных трудах, создание которых съедало массу времени и часто буксовало по разным причинам. На индивидуальные монографии времени часто не хватало. В-третьих, во второй половине 1930-х гг. историческая идеология формировалась заново, причем часто путем проб и ошибок рядовых исполнителей. Ситуация неопределенности, возникшая в исторической науке, мешала удостоить высшей награды страны исторические труды.
В январе 1941 г. на премию первой степени (в 100 000 рублей) был выдвинут труд армянского историка, академика Я.А. Манакдяна «Тигран II и Рим» (на армянском языке). В центре книги была борьба армянского царя Тиграна II совместно с Митридатом IV против Рима. В представлении исторической комиссии обосновывалась целесообразность присуждения премии: «...После продолжительного изучения первоисточников и экономики указанного периода истории Армении удалось доказать, что история Армении искажалась в угоду Рима. Грабительские войны Рима трактовались как переселение передовой эллинистической культуры в варварскую Армению. Своим исследованием Манакдян доказал, что Армения не была в тот период варварским государством и имела свою высокую культуры»6. Очевидно, что линия противостояния Рима и Армении, ставшей частью Советского Союза, оказалась чрезвычайно актуальной в свете противостояния коммунизма с итальянским фашизмом, апеллировавшем к символике Римской империи. Почему книга не получила премию? Возможно, что причин было несколько. Во-первых, временное свертывание активной антифашистской пропаганды после пакта Молотова-Риббентропа. Во-вторых, книга была написана на армянском языке и не могла стать эффективным средством пропаганды в силу языковых ограничений.
В этом же году на премию выдвигался первый том «Истории гражданской войны» (опубликована в 1936 г.). Книга являлась важнейшим шагом по утверждению «сталинской» версии истории революции 1917 г.7 При обсуждении на пленуме Комитета издание было снято с конкурса «по тем соображением, что книга не только редактировалась тов. Сталиным, но тов. Сталин написал заново ряд мест в этой книге»8. Е.М. Ярославский в письме на имя И.В. Сталина просил все же премировать книгу. Несмотря на это, премии она не была удостоена. Не получили премии и академическое издание «Русской правды», рукописи трех томов «Истории СССР» и двух томов «Всемирной истории», посвященные Французской революции9.
В годы войны, когда исторический компонент советской пропаганды многократно усилился, исторические труды стали неотъемлемой частью списков лауреатов. В 1942 г. авторский коллектив фундаментального труда «История дипломатии» (т. I), куда входили В.П. Потемкин, С.В. Бахрушин, А.В. Ефимов, Е.А. Косминский, А.Л. Нарочницкий, В.С. Сергеев, С.Д. Сказкин, Е.В. Тарле, В.М. Хвостов, удостоился этой награды. Издание охватывало огромный период от древнего мира до Франкфуртского мира 1871 г., следуя тем самым в периодизации за указаниями И.В. Сталина, С.Н. Кирова и А.А. Жданова. В предисловии к книге указывалось, что она «представляет собой первый опыт марксистской работы в данной области и в указанном масштабе»10. Авторы преследовали амбициозную задачу представить советскую версию истории дипломатических отношений, противопоставив ее уже имеющимся западным многотомным изданиям. Книга носила популярный характер, была интересно написана и предназначалась для массового круга читателей. Но «в особенности имеет она в виду практических работников советской дипломатии и молодые кадры, которые готовятся к этой деятельности»11. Учитывая непростую международную обстановку, государственное руководство видело в этом издании, вооружившем советских дипломатов основными знаниями дипломатической истории, и практическую пользу.
Второй премии удостоился этнолог и археолог Б.А. Куфтин за научный труд «Археологические раскопки в Триалети. Опыт периодизации памятников» (Тбилиси, 1941). Б.А. Куфтин был человеком с непростой судьбой, подвергся репрессиям в начале 30-х гг. по «делу славистов». Он вынужден был переехать жить и работать в Грузию, где сосредоточился на археологических раскопках12. Удача сопутствовала ему: в ходе раскопок на Цалкском плато в Триалети (Грузия) были обнаружены курганы ранней и средней бронзы, датированные XVII в. до н.э. Помимо золота и серебра в них были найдены искусные металлические сосуды, которые, как доказывал Б.А. Куфтин, принадлежали местным мастерам. Раскопки показали и тесную связь местной культуры с Малой Азией (Хеттским царством).
Что же привлекло жюри премии в находках бывшего «врага народа»? Представляется, что ответ надо искать в общем повороте советской исторической науки во второй половине 30-х гг. и особенно в годы войны, когда в официальной исторической политике все отчетливее звучали требования патриотического исторического дискурса. Открытия Б.А. Куфтина показывали высокое развитие местного населения, что расценивалось как подтверждение того, что народы СССР — народы, говоря словами Гегеля, «исторические», что территория Советского Союза не черная дыра, а полноправная часть общемирового исторического пространства. Особенно актуально это звучало в годы Великой Отечественной войны, когда разоблачение расистских теорий нацистов о неполноценности народов СССР было объявлено задачей номер один для историков. Находки прекрасно укладывались и в формационную пятичленку, не так давно прописанную Сталиным в «Кратком курсе истории ВКП (б)», поскольку подтверждали синхронность развития разных регионов мира. Возможно, сыграла роль и национальность главного эксперта. Сталин всегда с особым вниманием относился к истории родной Грузии, и ему могло польстить, что история его страны столь древняя и богатая.
Есть и другая версия причин присуждения премии Б.А. Куфтину, она принадлежит А.А. Формозову. По его мнению, «произошло это более или менее случайно»13. Просто комитет по премиям находился в это время в Тбилиси, где и вышла книга, помогла и мощная поддержка влиятельного И.Э. Грабаря. Как бы то ни было, А.А. Формозов признает выдающийся вклад Б.А. Куфтина в науку.
1943 г. был урожайным для историков. Первую премию присудили авторскому коллективу во главе с И.И. Минцем (сюда же входили: П.Н. Поспелов, Е.М. Ярославский, Э.Б. Генкина, Е.Н. Городецкий, И.М. Разгон и сталинский любимец И.П. Товстуха [посмертно]) за второй том «Истории гражданской войны в СССР». Партийные функционеры Г.Ф. Александров, П.Н. Поспелов и Е.М. Ярославский, естественно, реальными авторами не были, а только участвовали в приеме тома14, но, согласно номенклатурным ритуалам, а также подчеркивая политическую важность книги, в авторский коллектив включили и их. В книге всячески выпячивалась роль Сталина в Гражданской войне, поэтому ее значение в мифологизации фигуры «вождя» очевидно. Много страниц было посвящено обороне Царицына (переименованного в дальнейшем в Сталинград), возглавлявшейся в 1918 г. Сталиным. В начале 1943 г. завершилась грандиозная Сталинградская битва, которую пропаганда часто сравнивала с царицынской обороной15. Такими образом, связь недавнего прошлого с современностью была очевидна. В этих условиях издание было просто обречено на успех, особенно после того, как первый том был отклонен, и теперь требовалась компенсация.
Первая премия была также присуждена Е.В. Тарле за его двухтомную монографию «Крымская война» (Т.1-2, М.-Л., 1941-1943). Известнейший ученый создал впечатляющее и увлекательное историческое полотно, показывающее Крымскую войну на широком социально-политическом и дипломатическом фоне. Центральное место занимала демонстрация мужества русских солдат и офицеров. В представлении комиссии писалось: «В этом труде ярко обрисованы, с одной стороны, крайняя отсталость и реакционность николаевской монархии середины XIX века, с другой стороны, на многочисленных фактах и эпизодах показаны высокие боевые качества — стойкость, самоотверженность и героизм солдат и матросов русской армии,особенно защитников Севастополя»16. Автор убеждал читателя, что, несмотря ни на что, война носила народный характер. В условиях Великой Отечественной войны это было очень актуально.
Книга уже после войны была подвергнута острой критике. В центральном партийном рупоре — журнале «Большевик» — вышла рецензия Н.Н. Яковлева, в которой он упрекал Е.В. Тарле в том, что тот не сумел показать реакционную сущность царского режима. При этом он, следуя за работой И.В. Сталина «О статье Ф. Энгельса “Внешняя политика русского царизма”», напоминает, что «оплотом европейской реакции наряду с царской Россией являлись и Англия, и Франция»17.
В 1943 г. премию второй степени присудили рукописям монографий А.И. Яковлева «Холопство и холопы в Московском государстве в XVII в.» и П.П. Смирнова «Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в.». Неординарность заключалась в том, что книги еще не были опубликованы и находились в рукописи. Если монография А.И. Яковлева вышла в свет в этом же году, то книга П.П. Смирнова еще долго оставалась неопубликованной18. Только в 1947-48 гг., уже после смерти автора, двухтомная книга была напечатана. В книге автор проводил мысль о синхронности развития городов на Руси в Западной Европе. Главной движущей силой этого процесса он называл классовую борьбу.
Затем в течение двух лет премии не присуждались. Только уже после войны в 1946 г. произошло награждение, премии давали за работы 1944 г. Присуждение проходило в условиях реализации первого послевоенного пятилетнего плана, целью которого являлось восстановление страны. В статье, напечатанной в «Правде» и посвященной лауреатам премии, всячески подчеркивалось настроение патриотизма, оптимизма и единства нации, в частности ее интеллектуальной части: «Советской интеллигенции чужды настроения скептицизма, неверия в силу научной мысли, разочарования в прогрессе... Советская интеллигенция, воспитанная в духе идей марксизма-ленинизма, верит в свою силу, потому что знает силу своего народа»19. Подчеркивался особый статус работников «интеллектуального фронта» в СССР.
Из историков в числе лауреатов оказался только Б.Б. Пиотровский, получивший вторую премию за монографию «История и культура Урарту» (Ереван, 1944). Внимание к Урарту в то время было чрезвычайно высоким. Еще в школьном учебнике под редакцией А.В. Шестакова писалось, что племена Урарту — это предки грузин. История СССР теперь начиналась не с Киевской Руси, а с Урарту, что делало значительно старше историю всего Союза и ставило его в ряд ведущих и древнейших регионов мира. В подготовке учебника принимал участие сам Сталин, а изучение его библиотеки показало, что он испытывал особый интерес к истории древнего государства20.
В работе было сильно влияние яфетической теории Н.Я. Марра, учеником которого Б.Б. Пиотровский являлся. Урарту было показано автором как сильное, высококультурное государство — реальный соперник могущественной Ассирийской империи. Проводилась мысль об огромном влиянии культурного наследия Урарту на народы Кавказа. В то же время автор подчеркивал, что «нельзя ни один из современных закавказских народов непосредственно выводить от урартов, считая урартов его прямыми и единственными предками»21. В данном случае автор явно шел против течения, поскольку не признавал прямой связи Урарту и грузин. По его воспоминаниям, на одной довоенной конференции академик Грузинской академии наук С.Н. Джанашия требовал у Пиотровского признать прямую родственную связь Урарту именно с грузинами22. Несмотря на это, идеологов привлекла именно возможность при помощи работ Б.Б. Пиотровского доказать древность культуры народов СССР, их заметную роль в мировой истории.
Возможно, причиной могло стать и следующее. Исследования библиотеки Сталина показали, что он внимательно и с интересом читал учебник по истории Грузии с древнейших времен до начала XIX в., вышедший на грузинском языке в 1943 г. Эта книга при ее переиздании получила Сталинскую премию второй степени. В частности, в учебнике утверждалось, что государство Урарту было основано хетто-субарскими племенами, которые назывались прямыми предками грузин23. «Великому грузину» могло льстить, что предки его народа являлись основателями великого древнего государства, а мысль Пиотровского (который сам не решался напрямую связать ни один ныне существующий кавказский народ с Урарту) о том, что наследие Урарту стало фундаментом кавказской культуры — подогревать его национальное честолюбие. В конце жизни, несмотря на все дифирамбы в сторону «великого русского народа», Джугашвили не потерял интереса к родине24. По наблюдениям современника историка Б.С. Илизарова, Сталин вполне мог наказать историка. В библиотеке диктатора сохранился сборник, в котором была помещена статья Пиотровского об Урарту. На полях книги Сталин оставил многочисленные гневные пометки, но итоговый вывод о том, что армяне и грузины — наследники Урарту его, видимо, удовлетворил25.
В следующем году премию первой степени присудили за II и III тома «Истории дипломатии». Второй том охватывал период 1872-1919 гг. Почти весь том написал В.М. Хвостов, последние четыре главы, посвященные дипломатии Советской России, были написаны И.И. Минцем. Следуя официальной исторической концепции, авторы рассматривали этот период как время начавшегося упадка капитализма, перехода его в монополистическую, империалистическую фазу. Первая мировая война являлась логичным развитием событий. Здесь подчеркивалось, что Россия не являлась зачинщицей войны и стала «слабым звеном мировой империалистической системы», где произошла революция. Отдельная глава отводилась иностранной интервенции стран Антанты в Россию.
Третий том предлагал панораму международных отношений между двумя мировыми войнами. Основными авторами стали И.И. Минц и А.М. Панкратова. Отдельные разделы принадлежали В.П. Потемкину и Е.В. Тарле. В книге особое внимание уделялось дипломатической роли «Страны Советов, которая мощью своей дипломатии опрокинула все попытки империалистов подвергнуть ее военному разгрому или окружить кордоном политической изоляции»26. В аннотации для премии указывалось, что был «подробно изложен процесс углубления противоречий в версальской системе, образования первых очагов войны и консолидации блока фашистских агрессоров, показан рост значения Советского Союза как фактора мира, его неуклонная борьба против агрессии, за подлинный мир и прогресс человечества»27.
Таким образом, история присуждения Сталинской премии в годы Великой Отечественной войны наглядно показывает основной вектор исторической политики в это время. Выделим ее основные черты. В первую очередь заметен акцент на доказательство большой роли народов СССР в мировой истории. Во многом это являлось контрпропагандистским шагом по отношению к нацистским теориям об их исторической ущербности. Популярностью пользовалась военная история, демонстрирующая мужество русского солдата, а также история дипломатии. Не забывалась и социально-экономическая история и сопутствующая ей история классовой борьбы. Тесная взаимосвязь книг-лауреатов с пропагандой военного времени также очевидна. В дальнейшем многие черты исторической политики, очерченные при помощи Сталинской премии в военные годы, найдут продолжение уже в послевоенное время. Но что-то скорректируется, а что-то радикально изменится.
Тихонов Виталий Витальевич — канд. истор. наук, Институт российской истории РАН, Москва, tihonovvitaliy@list.ru
1 Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М., 1990. С. 179-180.
2 Свиньин В., Осеев К. Предисловие // Сталинские премии: две стороны одной медали. Сборник документов и художественно-публицистических материалов. Новосибирск, 2007. С. 6.
3 О регламенте присуждения премии см.: Максакова О.С. Из истории о дипломе, удостоверении и Почетном знаке лауреата Сталинской премии // http://www.rgantd-samara.ru/activity/articles/4909 (дата обращения - 04.10.2015)
4 Российский государственный архив новейшей истории (далее — РГАНИ) Ф. 3. Оп. 53 а. Ед.хр. 1. Л. 7.
5 Праздник советской науки, техники и культуры // Правда. 1946. 27 января. C. 1.
6 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53 а. Ед.хр. 3. Л. 95.
7 См.: Малышева С. Миф о революции 1917 года: Первый советский государственный проект // Ab Imperio. 2001. № 1-2. С. 285-303; MacKinnon E. Writing History for Stalin: Issak Izlailevich Mints and the Istoriia grazhdanskoi voiny // Kritika: Exploration in Russian and Eurasian History. 2005. Vol. 6. № 1. P 5-54.
8 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53 а. Ед.хр. 4. Л. 2.
9 Там же.
10 История дипломатии. Т. I. М., 1941. С. 13.
11 Там же. С. 14.
12 Подробнее см.: Алымов С.С., Решетов А.М. Борис Алексеевич Куфтин: изломы жизненного пути // Репрессированные этнографы. М., 2003. Т. 2. С. 227-268.
13 Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма. 2-е изд. М., 2006. С. 251.
14 «Из памяти всплыли воспоминания...». Дневниковые записи, путевые заметки, мемуары академика АН СССР И.И. Минца. М., 2007. С. 197.
15 Тихонов В.В. Отечественная история как оружие в условиях войны // Великая Отечественная — известная и неизвестная: историческая память и современность. М., 2015. С. 155
16 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53 а. Ед.хр. 6. Л. 129.
17 Яковлев Н.Н. О книге Е.В. Тарле «Крымская война» // Большевик. 1945. № 13. С. 66.
18 Был опубликован только автореферат монографии: Смирнов П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. (Автореферат) // Исторический журнал. 1943. №. 8-9. С. 50-57.
19 Новый отряд лауреатов Сталинских премий // Правда. 1946. 27 июня. С. 1.
20 Илизаров Б.С. Почетный академик Сталин и академик Марр. М., 2012. С. 370-371.
21 Пиотровский Б.Б. История и культура Урарту. Ереван, 1944. С. 338.
22 Пиотровский Б.Б. Страницы моей жизни. СПб., 1995. С. 156.
23 Илизаров Б.С. Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма. 4-е изд. М., 2012. С. 231.
24 Там же. С. 220.
25 Илизаров Б.С. Почетный академик Сталин и академик Марр. С. 372-377.
26 История дипломатии. Т. 3. М., 1945. С. 1.
27 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53 а. Ед.хр. 11. Л. 88.
Просмотров: 953
Источник: Тихонов В.В. Сталинская премия как инструмент формирования исторической политики в годы Великой Отечественной войны//М.: Новый хронограф, 2016.- с.238-250
statehistory.ru в ЖЖ:
