Дело нефтяников-«вредителей» 1929-1931 гг. и судьбы нобелевских служащих в СССР. К вопросу о генезисе «экономической контрреволюции»

С конца 1927 г. в СССР развернулась кампания по борьбе с «вредительством». Начавшись в объединении «Донуголь» с «Шахтинского дела», она распространилась и на другие объединения тяжелой промышленности. 2 марта 1928 г. заместитель председателя ОПТУ Г. Г. Ягода докладывал И. В. Сталину, что «эта организация руководит вредительством не только в нашей угольной промышленности, но и в других отраслях нашего хозяйства»¹.


Бывший нобелевский геолог Н. М. Ледиев, 1929 г. (фото из ЦА ФСБ России)

В нефтяной отрасли большое дело родилось из нескольких, возбужденных Экономическим управлением (ЭКУ) ОГПУ - в Москве, Экономическим отделом Полномочного представительства ОГПУ на Северном Кавказе - в Ростове-на-Дону и Экономическим отделением АзГПУ - в Баку, которые затем были объединены в одно крупное «Дело контрреволюционной, шпионско-вредительской организации в нефтяной промышленности СССР». Им предшествовал ряд проверок НК РКИ, ВСНХ, Наркомтруда, связанных с различными аспектами деятельности предприятий, в том числе и с ходом крупного капитального строительства: двух магистральных нефтепроводов, новых нефтеперегонных заводов и нефтеперевалочных сооружений в портах Батум и Туапсе. Объектом внимания следователей являлись «буржуазные специалисты» - категория профессиональных инженеров и менеджеров бывших нефтепромышленных фирм, работавших в советской промышленности.


«Руководитель» «вредительской» организации нефтяников, старший инженер нефтяного директората ВСНХ А. В. Иванов, 1928 г. (фото из ЦА ФСБ России)

Первые аресты фигурантов дела нефтяников-«вредителей» были произведены осенью 1928 г.: 20 октября был арестован старший инженер Нефтяного директората Главгортопа ВСНХ А. В. Иванов, через месяц - 18 ноября - помощник директора и заведующий Учетно-экономическим отделом Геолкома, известный геолог Н. Н. Тихонович, 29 марта 1929 г. - сотрудник Геолкома, бывший заведующий геологоразведочным бюро «Грознефти» Н. М. Леднев². Исчезновение этих людей, конечно, обсуждалось в кругу специалистов, но считалось, что они арестованы за какие-то давние «грехи» или растраты. Так, арестованный позднее геолог А. А. Аносов рассказывал: «От Губкина, приезжавшего в Краснодар минувшим летом, я узнал, что причиной ареста Тихоновича, Иванова и других было получение ими денег в 1920 г. от частных фирм.

“Теперь на это смотрят строго”, - добавил он»³. Все, кроме А. В. Иванова⁴ проходили по «Делу Геолкома», их показания вместе с материалами оперативной разработки ЭКУ ОГПУ и отчетами инспекторов и комиссий из НК РКИ и ВСНХ должны были составить основания для последующих арестов.

2 апреля 1929 г. в Сормово был арестован приемщик нефтепродуктов Нефтеперегонного завода им. 26 бакинских комиссаров А. И. Зейферт, 9 мая - член правления Государственного института по проектированию металлургических заводов (Гипромез) и Технико-экономического совета НКПС А. И. Белоножкин, 1 июня - старший директор нефтяной промышленности Главгортопа ВСНХ СССР И. Н. Стрижов, через 10 дней - главный инженер конторы инженерных сооружений «Грознефти» И. В. Покровский, затем старший инженер планового отдела «Азнефти» С. С. Тагианосов. Этих разных людей объединяло одно - некогда они занимали высокие посты в «Т-ве бр. Нобель». А. И. Зейферт был доверенным лицом фирмы в Баку, заведовал товарным отделом Бакинской конторы Нобелей, некоторое время возглавлял ее. А. И. Белоножкин руководил Коломенским машиностроительным заводом и перед революцией входил в правление корпорации⁵. И. Н. Стрижов руководил нобелевскими разведками на Северном Кавказе, а С. С. Тагианосов и И. В. Покровский в 1917-1920 гг. возглавляли Бакинскую контору товарищества.


«Руководитель» «вредитель­ской» организации нефтяников, старший директор нефтяной промышленности ВСНХ И. Н. Стрижов, 1929 г. (фото из ЦА ФСБ России)

В августе 1929 г. «исчезли» некоторые сотрудники «Грознефти», связанные со строительством Туапсинского НПЗ. На вопросы недоуменных инженеров начальник Главгортопа ВСНХ А. П. Чубаров ответил, что эти «аресты связаны с Шахтинским делом», хотели арестовать больше лиц, но остальных удалось отстоять⁶. Арестованный позднее грозненский инженер Ю. В. Мельницкий писал: «Мы узнали об аресте в Грозном Утилова, Шаргина и проч. и Аккерман [главный инженер Заводстроя “Грознефти”. Здесь и далее в квадратных скобках примечания автора. - Е. Ю.] уехал в Сочи на свидание с Чубаровым, чтобы постараться от него что-нибудь узнать. Вернувшись, он сообщил мне, что, по словам Чубарова, вопрос о необходимости проверить технический персонал трестов в связи с раскрытием вредительских организаций был поднят ОГПУ уже давно, и что в конце июня [начальника “Грознефти”] Ганшина вызывали в Москву для того, чтобы договориться с ним о персонально-подозреваемых инженерах, причем Ганшину было обещано, что кроме 8 человек, арестованных к половине августа, никто более арестован не будет, чтобы не срывать работу треста»⁷.


Бывший народоволец и управляющий делами правления «Т-ва бр. Нобель» В. К. Истомин, 1930 г. (фото из ЦА ФСБ России)

Тем не менее техническая верхушка «Грознефти» - 24 ведущих инженера (от технического директора до руководителей отдельных производственно-технических служб и промыслов) - была арестована в два приема: 20-23 сентября и 29 ноября - 1 декабря 1929 г.

21-22 ноября 1929 г. были арестованы члены «Московского центра» - заведующие секциями Нефтяного директората Глав-гортопа ВСНХ: бурения и добычи - Я. С. Идельсон и нефтепереработки - И. И. Елин, заместитель директора только что созданного Государственного института по проектированию нефтяной промышленности «Гипронефть» Г. С. Сурабеков, помощник (заместитель) заведующего отделом промысловой и заводской механики Государственного исследовательского нефтяного института (ГИНИ) В. К. Борисевич, старший инженер по транспорту Научно-технического совета нефтяной промышленности Глав-гортопа ВСНХ В. К. Истомин.

В Москве шли аресты и в правлении Нефтесиндиката. 10 сентября 1929 г. был арестован финансовый директор и член правления В. С. Полляк, 1 декабря - заведующий торговым отделом А. С. Вольфсон, 8 февраля 1930 г. - главный бухгалтер В. А. Цоглин и заместитель заведующего планово-финансовым сектором A. И. Цевчинский.

Летом 1929 г. начались отдельные аресты в крупнейшем нефтяном тресте «Азнефть», в основном - финансовых работников. 17 августа арестовали бухгалтера треста «Азнефтестрой» и бухгалтера-контролера финотдела Баксовета (вероятно, бывшего сотрудника нефтяного треста), затем заместителя заведующего товарным отделом Управления нефтеперегонных заводов «Азнефти», в сентябре - заведующего механическим заводом. Трое из них - видные нобелевцы, один - бывший заведующий Бакинской конторой общества «Мазут», крупнейшей нефтеторговой фирмы России, подконтрольной концерну «Royal Dutch Shell». Уже 26 ноября 1929 г. были арестованы главный бухгалтер треста Э. М. Ливенталь и заместитель директора Управления нефтеперегонных заводов М. А. Пенгу, 10 декабря - помощник заведующего И. Ф. Самойлов, а 8 января 1930 г. - заведующий Геологоразведочным бюро «Азнефти», профессор Азербайджанского политехнического института М. В. Абрамович.

Крупные аресты в «Азнефти» были проведены после пуска в эксплуатацию нефтепровода Баку - Батум. Его торжественно открыли 13 февраля 1930 г., провели митинг, отправили телеграммы Сталину, Орджоникидзе, Рыкову об «очередной победе закавказского пролетариата»⁸, и уже на следующий день, 14 февраля, «взяли»: технического директора треста Ф. А. Рустамбекова⁹, его заместителя по добыче и бурению B. Н. Делова, начальника Финансовокоммерческого управления Я. П. Рыскина, управляющего Техническим бюро H. Н. Кулакова и старшего инженера Техбюро по рационализации Г. И. Эминова; 15 февраля - управляющего проектным отделом Техбюро Д. Л. Ландау (отца известного физика). 16 февраля был арестован основной проектировщик и строитель трубопровода и батумских заводов «Азнефти», главный инженер «Азнефтестроя», бывший эсер А. В. Булгаков, которого накануне было решено представить к награждению орденом Трудового Красного Знамени¹⁰.


«Глава» военной группы бакинских «вредителей», бывший капитан II ранга А. В. Булгаков, 1930 г. (фото из ЦА ФСБ России)

30 апреля 1930 г. одним из последних фигурантов дела был арестован председатель Топливной секции и член президиума Госплана СССР В. А. Ларичев. В целом аресты по этому делу продолжались до середины мая 1930 г.

Целью следствия являлись показания (в том числе и свидетельские), которые стали основным «доказательством» преступлений. Они добывались различными способами воздействия, чаще всего созданием невыносимых условий содержания, обещаниями освобождения или минимального наказания и угрозами в отношении близких. Широко было распространено перекрестное чтение показаний (когда дача компромата на коллег являлась реакцией на чтение оговора, полученного от других¹¹) и шантаж свидетелей («Или пусть говорит, или садится»¹²). Большинство после некоторого сопротивления «сознавались» в своей преступной деятельности, но в ходе следствия шел торг: какой объем нелепых обвинений принять на себя и кого включить в состав «вредительской» организации?

«А какой смысл мне скрывать состав организации и свои получения [денег], - заявлял следователю бывший нобелевский геолог Н. М. Леднев в мае 1929 г., еще до начала массовых арестов нефтяников. - Я признал себя виновным в основном факте вредительства и перечислил свои преступления. Я признал себя виновным и в материальной заинтересованности. Мое признание получено в результате мер воздействия против лиц, чрезвычайно дорогих для меня и спокойная жизнь которых стоит выше всяких материальных интересов, не говоря о тех мучительных состояниях, которые я испытываю и при допросе, и оставаясь наедине с собой, разве для меня недостаточно, что разбита моя семейная жизнь, что жена арестована и что дети без призора. Для такого отношения к делу нужно иметь душу бандита, а я не бандит. Уже самое поступление получек из различных и многочисленных рук становится подозрительным: и Белоножкин, и Азнефть, и Грознефть, и Москва. Я уже не такого широкого полета птица. А укрывательство состава организации, людей для меня чрезвычайно чуждых, если не враждебных, при моем малом знакомстве в Грозном? Неужели же они дороже для меня жены и детей?! <...> Признанием своей основной вины я исправил свои отношения со следствием, и это дает мне надежду на то, что следствие поможет мне избавиться от излишне (количественно) навязываемого мне преступления. <...> Задерживаю следствие не я»¹³.

Следствие длилось в Ростове до марта, а в Баку, где один из основных «вредителей» - технический директор «Азнефти» Ф. А. Рустамбеков - отказался от показаний, - до июля 1930 г. Затем наиболее интересных препроводили в Москву¹⁴.

В ЭКУ ОГПУ была составлена схема «вредительской» организации, которая соответствовала схеме управления советской нефтяной промышленностью. «Структура к.-р. [контрреволюционной] организации в нефтепромышленности во все периоды вредительской работы находилась в полном соответствии с общей системой Управления нефтепромышленности», - утверждали чекисты. Это означало, что любое служебное общение - производственное совещание, командировка и даже съезд - могли квалифицироваться как акт «вредительской» деятельности («Вредительские директивы, их выполнение, а также связь Московского центра с периферией и к.-р. технические совещания во всех случаях прикрывались легальными формами текущей служебной работы членов к.р. организации»)¹⁵.

В обвинительном заключении отмечалось: «Вредительская деятельность контрреволюционной организации в нефтяной промышленности осуществлялась в следующих основных направлениях. Сохранялось имущество старых нефтяных фирм. <...> Разведки умышленно направлялись в районы, где нефть заведомо отсутствовала, с конкретной целью не дать стране нефти. В области бурения: скважины закладывались на явно малодебитные и обводненные пласты. <...> БУРЕНИЕ ВЕЛОСЬ ХИЩНИЧЕСКИМ СПОСОБОМ, ЧЕМ ПОРТИЛИСЬ МЕСТОРОЖДЕНИЯ [здесь и далее по цитате выделено следствием], скважины закладывались в местах полного отсутствия нефти. Организовывались аварии. Явно тормозилась электрификация промыслов. <...> Усиленно расширялось паросиловое хозяйство, в противовес энергетическому. Разрушались нефтеперегонные заводы, принадлежащие мелким фирмам, строились кубовые батареи старого типа. Сорвано строительство крекингов и усовершенствованного типа трубчаток. Затягивалось строительство НЕФТЕПРОВОДОВ и НАПРАВЛЕНИЕ ИХ БЫЛО ВЫБРАНО БЕЗ УЧЕТА СТРАТЕГИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ. <...> Советским заводам передавались заказы на оборудование устарелого типа. <...> Нефтяной экспорт направлялся в интересах мировых нефтяных концернов. <...> Реализация продуктов происходила по низким цепам, в результате чего страна недополучила крупных сумм валюты. Потерян мировой рынок по маслам. <...> Пятилетний и годовые планы составлялись умышленно преуменьшенными в целях срыва всего народного хозяйства. Организовывались диверсии и пожары»¹⁶.

В ходе следствия была написана целая история этой организации и даже выделены отдельные периоды ее деятельности.

«1. Первый период, охватывая время со дня национализации нефтяной промышленности до 1921-22 г., проходит под знаком сохранения имущества крупных фирм в ожидании скорого падения советской власти и реставрации прав собственности.

2. Второй период <...> - концессионный - охватывает время с 1922 по 1925 г., проходящий под знаком подготовки благоприятной почвы для сдачи нефтяной промышленности в концессию.

3. Третий период - период активного планового вредительства - охватывая время с 1925 по 1930 г., проходит под знаком свержения советской власти и путем подготовки благоприятных условий для всеобщей интервенции»¹⁷. Ее должны были готовить так называемые «военные группы», которые, по версии следствия, возглавлялись бывшими кадровыми офицерами: в Баку - бывшим начальником Батумского военного порта, капитаном II ранга, флотским инженером-механиком А. В. Булгаковым, в Грозном -бывшим артиллерийским штабс-капитаном, военным инженером-технологом И. Н. Аккерманом, и в которые были включены все, кто имел хоть какое-то отношение к царской армии и флоту (таких после Первой мировой войны нашлось немало).


«Глава» военной группы грозненских «вредителей», бывший штабс-капитан И. Н. Аккерман, 1937 г. (фото из ЦА ФСБ России)

Однако, костяк организации нефтяников-«вредителей» составляли бывшие служащие самой мощной нефтяной компании России. «Руководствуясь сначала директивами фирмы Нобель, - говорилось в “Обвинительном заключении”, - а затем Торгпрома (Объединение бывших русских торгово-промышленных кругов в Париже), организация, видоизменяя свою тактику в зависимости от внутреннего и международного положения СССР, ставила своей конечной целью свержение Советской власти и восстановление в России буржуазно-капиталистического строя»¹⁸.

Конечно, «история» несуществующей организации - это миф, однако и в нем есть элементы действительной истории, которые позволяют осветить как последний период истории крупнейшей нефтепромышленной корпорации России, так и зарождение «вредительских» процессов конца 1920-1930-х гг.

Нобели и нобелевцы в 1918 г.: диалоги с властью

В конце 1910-х гг. «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель» являлось крупнейшей в России фирмой по добыче нефти, производству и продаже нефтепродуктов. Ее фундамент составляли нефтепромыслы и нефтеперегонные заводы в Закавказье, на Северном Кавказе, Туркестане. Незадолго до Первой мировой войны корпорация начала полномасштабное освоение нового Эмбенского нефтепромышленного района в Западном Казахстане. Фирма имела мощный нефтеналивной флот и парк железнодорожных цистерн. Нефтяные склады для оптовой продажи нефтепродуктов были разбросаны от Царства Польского до Дальнего Востока, активно велся экспорт нефтепродуктов. В столице находились правление фирмы, крупный товарно-складской узел и группа вспомогательных заводов.

Кадровая политика товарищества строилась на увязывании интересов владельцев и постоянных служащих, включая рабочих, создании высоких для того времени материальных и социальных гарантий (премиальные по итогам года, служебные квартиры для семейных и казармы для холостых, больницы и амбулатории, школы для детей рабочих и т. п.). «Служащие Нобеля находились в несколько ином положении, нежели служащие других фирм, - писал один из участников профсоюзного движения рубежа 1910-1920-х гг., председатель ЦП Азербайджанского союза горнорабочих А. А. Никишин, - и обычно очень редко принимали участие в выступлениях рабочих, предпочитая честно служить батюшке Нобелю»¹⁹. Это, впрочем, не мешало и им отстаивать свои экономические интересы и участвовать в забастовках²⁰.

Консолидация нобелевских служащих оценивалась довольно высоко даже их противниками. Так, А. А. Никишин писал о том, что после отмены запрета на профсоюзы (введенного на время мировой войны) нобелевские рабочие одни из первых создали из разрозненных комиссий Центральный совет промыслово-заводских комитетов рабочих и служащих своей фирмы. «Нобелевские» профсоюзы, разбросанные по всей стране, объединились в единую рабоче-инженерную организацию. «Произошло слияние рабочих и служащих Нобеля в первые месяцы после революции, в то время как организовавшиеся значительно позже союзы рабочих нефтяной промышленности и служащих нефтепромышленности существовали совершенно самостоятельно и не пришли к объединению до падения Советской Власти в Баку в августе 1918 г.»²¹

Между тем, после Октябрьского переворота никто - ни новая власть, ни предприниматели - не знал, какой будет нефтяная промышленность. По Положению, да и в соответствии с «ленинским курсом»²², Главный нефтяной комитет (Главконефть) должен был лишь организовать государственный сектор нефтяной промышленности и регулировать частный²³. Но еще нигде в мире не было государственной нефтяной промышленности. Некоторый намек был в Великобритании, где в «Англо-Персидской нефтяной компании» (будущей British Petroleum) большая часть акций принадлежала государству - и не более. И уж никто точно не знал, какой должна быть нефтяная промышленность «государства рабочих и крестьян». Главконефть колебался. Решили сначала слить все фирмы в одну огромную, через две недели было принято противоположное решение: «От намеченного немедленного слияния Правлений и технических аппаратов фирм в одно целое временно воздержаться; проводить это слияние постепенно, ныне же сохранить существующие аппараты и соответствующую организацию фирм»²⁴. Ясным было одно - экспансия государства в нефтяной отрасли, которая началась еще в ходе Первой мировой войны, продолжится. Но за неделю до национализации, 14 июня 1918 г., коллегия Главного нефтяного комитета ВСНХ признала «немедленную национализацию несвоевременной»²⁵. К такому же выводу пришел II съезд служащих и рабочих «Т-ва братьев Нобель», который собрался 7 июня и около месяца работал сначала в Самаре, а затем в Саратове. В своих решениях рабочие и служащие Нобелей опирались на уже известные отрицательные результаты национализации отдельных предприятий фирмы²⁶, а коллегия Главконефти одной из причин указывала отсутствие «организованного технического персонала»²⁷.

За два дня до подписания декрета о национализации между Москвой и Баку шел интенсивный телеграфный обмен. В. И. Ленин сообщал, что «Декрета о национализации нефтяной промышленности пока не было. Предполагаем декретировать национализацию нефтяной промышленности к концу навигации». Председатель Бакинского совнархоза 3. Н. Доссер настаивал²⁸. В результате в разгар навигации 20 июня 1918 г. нефтяная промышленность все-таки была национализирована²⁹, но порядок формирования органов ее управления должен был определиться позднее особыми инструкциями Главконефти. Признавая свершившийся факт национализации, съезд нобелевских профсоюзов предложил: «До создания указанных выше органов управления нефтяной промышленностью <...> не должны вмешиваться в дела управления и распоряжения означенной промышленностью никакие другие организации и лица, кроме указанных декретом, а также заводских и промысловых Комитетов»³⁰. Это предложение объективно отвечало интересам Главконефти, страдавшей от всевозможных вмешательств как высших, так и местных органов власти в решение оперативных производственных вопросов и распределение топлива. Безусловно, такое решение было выгодно и руководству компании, как наименьшее зло, поскольку ее региональные отделения страдали от «кавалерийских наскоков на капитал»³¹. Да и дальнейшая защита ее интересов могла происходить лишь через участие представителей фирмы в управлении национализированной промышленностью.

Декрет давал право Главконефти направлять своих комиссаров в правления фирм. 25 июня 1918 г. в Петрограде состоялось общее собрание служащих правления «Т-ва бр. Нобель» и его подсобных предприятий, которые решили, что «обязанности комиссаров в таком сложном по своим операциям деле, как предприятие Товарищества братьев Нобель, должны быть поручены лицам, в полной мере опытным вообще в нефтяной промышленности». Собрание считало, что такими комиссарами могли быть только служащие фирмы³². На утверждение Главконефти были представлены три кандидатуры на этот пост. Но если вопрос сохранения аппаратов фирм был поддержан последней, то второе предложение - отвергнуто, право на «комиссарство» оставалось за людьми, «правильно» понимающими новый политический курс³³. Однако параллельно в это же время (в конце июня) начались консультации по поводу создания Центрального управления национализированной нефтяной промышленности (ЦУНП) и привлечения в него «наиболее ценных работников и руководителей» из состава правлений фирм. В Петроград для переговоров ездили члены коллегии Главконефти инженеры И. М. Губкин и А. А. Шибинский, а в Москву от представителей нобелевской корпорации - Г. Л. Нобель, М. М. Белямин и В. К. Истомин. 30 сентября коллегией Главконефти был утвержден список руководителей ЦУНП, в котором из 12 мест шесть - принадлежали представителям «Т-ва бр. Нобель» или людям, близким товариществу (среди них были и бывшие члены правления Г. Л. Нобель и М. М. Белямин)³⁴.

Стремление представителей фирм к оперативной самостоятельности в рамках ЦУНП и требования достойной оплаты труда заставили Главконефть отказаться от этой затеи, прекратить все сношения с бывшими правлениями и начать переговоры с каждым конкретным специалистом о его службе у новой власти³⁵.

В конце октября 1918 г. проект учреждения ЦУНП окончательно провалился, члены правления товарищества стали покидать страну. Ирония судьбы, но Густав Нобель, в то время фактический руководитель фирмы, вплоть до отъезда продолжал ходить на работу в национализированное правление и по существу являлся советским служащим. 30 ноября его как заложника арестовали, но после вмешательства шведских властей выпустили. Не желая испытывать судьбу еще раз, он эмигрировал³⁶.

«Нобелизация» нефтяной промышленности Советской России

Разрабатывалась ли Нобелями какая-либо программа действий? В строгом смысле - нет. В основе поведения руководства компании лежала мысль о временности Советской власти и, в связи с этим нужно было лишь переждать «смутное время» с минимальными потерями, а для этого постараться сохранить кадровый костяк фирмы и ее материальную базу. Об этом шла речь на собраниях служащих с участием членов семьи Нобель или правления.

Поскольку этим встречам не раз предстояло стать отправной точкой в истории «вредительских» организаций, приведем рассказ одного из участников: «В ноябре 1918-го года у нас было собрание старых служащих Нобеля, на котором Густав Людвигович Нобель заявил, что они теперь уезжают, что все дело они вверяют нам и надеются, что мы сохраним дело, в котором работали столько лет. При этом он указал, что мы до сих пор от дела кормились и, вероятно, будем дальше кормиться. Он просил, чтобы остались старые служащие, так как это есть основное условие сохранения дела. При этом в ответ на слова одного из служащих, что материальное положение наше может заставить некоторых из нас покинуть службу, Нобель сказал, что он нас не забудет и материально нас поддержит. На этом собрание кончилось. И действительно с 1920 г. мы стали получать денежные суммы. Их распределяли среди некоторой части служащих»³⁷.

Подобные встречи проводились Нобелями или другими членами правления корпорации (А. Г. Лесснер) на Северном Кавказе и в Баку. «На совещаниях было решено, что в случае захвата власти большевиками в Баку и Грозном все ответственные фирменные служащие должны оставаться на своих местах и принять все меры к сохранению имущества товарищества; стараться беречь недра от эксплуатации и разработок; чтобы все служащие друг другу помогали в своей работе, и стараться быть вне всякой политики и что фирменным служащим будет оказана материальная поддержка», - показывал бакинский нобелевец А. И. Зейферт³⁸.

Дальнейшая судьба фирмы, которая в России перестала существовать, зависела теперь от корпоративного духа, который культивировался в компании, и лояльности ее бывших служащих. О том, что подобные чувства имели место, по крайней мере, у части сотрудников, говорит следующее признание, сделанное чекистам: «Я, Зейферт А. И., проработал в фирме «Нобель» 43 года, начав свою карьеру в качестве подручного слесаря, и закончил Помощником Управляющего Бакинской конторы этой фирмы, причем последние годы пользовался абсолютным доверием своих хозяев и их Главного директора Хаггелин, с которым как в молодые годы свои, так и за все последующее время был в исключительно близких товарищеских отношениях. Доверие, мне оказываемое фирмой, основывалось на преданности с моей стороны, которую я неоднократно проявлял <...> Таким образом, мои желания и действия с момента советизации, естественно, базировались на интересах фирмы «Нобель» и, конечно, возвращение Нобель в форме ли концессии или в какой-либо другой форме я бы приветствовал»³⁹.

Заинтересованность в поступлении нобелевцев на службу в советские органы выражали не только представители правления фирмы. Еще в преддверии национализации нефтяной промышленности Главконефть заявила о необходимости привлечения на службу некоторых ведущих менеджеров и инженеров нефтепромышленных фирм⁴⁰. По словам члена коллегии Главконефти А. А. Шибинского: «Быв. Нобелевские служащие выделялись среди прочих своей работоспособностью, деловитостью и знанием дела, поэтому и неудивительно, что Председатель Гл. нефтяного комитета 3. Н. Доссер, знавший по своей прежней службе многих нобелевских служащих, опирался в своей работе на них»⁴¹. Так начался процесс проникновения нобелевцев в советскую нефтяную промышленность.

В 1918-1920 гг. менеджеры среднего звена из правления «Товарищества бр. Нобель» вошли в состав Главконефти и в дальнейшем в течение 10 лет работали в нефтяной промышленности на руководящих должностях. Приведем короткие справки о некоторых из них.

Истомин Владимир Константинович (1863-1932) - почетный дворянин, незаконченное высшее техническое образование. Во второй половине 1880-х гг. - один из активных участников и руководителей народовольческих кружков в Петербурге. Арестован в 1888 г. С 1891 по 1904 г. - в Баку, на технической и административной работе, заведующий отделом статистики Совета съездов бакинских нефтепромышленников. В 1904 г. приглашен на службу в правление «Товарищества бр. Нобель» заведующим статистическим отделом, затем - управделами, заведовал также отделом новых земель и геологоразведочных работ. Ответственный за освоение новых районов, в частности - Эмбенского и Кубано-Черноморского. С 1918 г. - управляющий технической частью Главконефти, с 1919 г. - еще и профессор Московской горной академии⁴².

Цевчинский Александр Ильич (1867-1931) - дворянин, незаконченное высшее юридическое образование. С 1889 по 1896 г. - в Батумской конторе фирмы, прошел путь от секретаря до управляющего. С 1896 по 1907 г. - в Баку, последняя должность там -управляющий Бакинской конторой. С 1907 по 1919 г. - в правлении фирмы, последняя должность - заместитель заведующего торговым отделом, заведующий керосиновым отделением. В годы Первой мировой войны отвечал за снабжение нефтепродуктами Петрограда и его окрестностей. С 1919 г. - управляющий товарноэксплуатационной частью Главного нефтяного комитета ВСНХ, руководил организацией топливоснабжения. С 1923 г. - директор-распорядитель Нефтесиндиката.

Елин Иван Иванович (1869-1934) - из крестьян, инженер-технолог. С 1892 г. - в Баку, 19 лет проработал на заводе «С. М. Шибаев и К°», прошел путь от заведующего лабораторией до директора завода. Был близок к Л. Б. Красину в бакинский период его жизни. С 1911 по 1918 г. - директор Константиновского нефтеперегонного завода (Ярославль), приобретенного «Товариществом бр. Нобель». С августа 1918 г. - заведующий заводским отделом Главконефти, в годы «нефтяного голода» - организатор производства суррогатных бензинов и внедрения упрощенных способов очистки масел; параллельно, с 1919 г. - профессор Московской горной академии, в 1920-х гг. еще и Института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова и Московского высшего технического училища.

Стрижов Иван Николаевич (1872-1953) - из купеческого сословия, сын личного почетного гражданина, выпускник физ.-мат. факультета Московского университета, геолог, ученик В. И. Вернадского, с 1906 г. - кадет. В горном деле - с 1892 г. С 1898 г. - управляющий «Челекено-Дагестанским нефтяным обществом» (в 1913 г. контрольный пакет акций приобретен «Товариществом бр. Нобель»). С 1914 г. - заведующий разведками товарищества на Северном Кавказе. Считается открывателем Новогрозненского месторождения (без поверхностных признаков нефти). В 1919 г. - городской голова г. Грозного. После восстановления Советской власти несколько раз арестовывался. С июля 1920 г. - в Главконефти, заместитель начальника Управления (Отдела) нефтяной промышленности Главтопа (затем Главного горного управления) ВСНХ. С 1923 г. - директор, заместитель директора Бакинской нефтяной промышленности ЦУГпрома ВСНХ. С 1926 г. - старший директор нефтяной промышленности Главгортопа ВСНХ, в 1927-1928 гг. был в 7-месячной командировке в США. «Глава» Московского центра «вредителей»-нефтяников, один из «руководителей» всесоюзной «вредительской» организации⁴³.

После установления Советской власти в основных нефтяных районах и второй волны национализации в 1920 г. переход служащих нефтепромышленных фирм на службу к большевикам возобновился. Бывший управделами нобелевского отделения в Баку Н. К. Акимов показывал: «Я должен отметить определенно и последовательно проведенную линию оставления всего аппарата управления, как 1-й группой [заводов], так и производственными единицами в руках старых работников фирмы с поправками, какие оказались неизбежны в силу выдвижения со стороны профессиональных организаций своих кандидатов на некоторые руководящие посты». Просматривая штатное расписание 1-й группы нефтеперегонных заводов Азнефтекома (с 1922 г. - трест «Азнефть»), он отметил, что «хотя и не вполне, но все же удалось сохранить почти всех нобелевцев на старых местах»⁴⁴.

Так в советской нефтяной промышленности стали работать бывшие сотрудники «Т-ва бр. Нобель». Последний управляющий Бакинской конторой товарищества С. С. Тагианосов сначала управлял финансовой частью «Азнефти», затем финансовокоммерческим управлением, с 1925 г. перешел в Нефтесиндикат и возглавил его Ближневосточную контору, состоял членом правления совместного предприятия «Персазнефть». Его помощник И. В. Покровский вместе с А. И. Зейфертом возглавил Товарное управление «Азнефти»; главный бухгалтер Бакинского отделения товарищества Н. К. Фрейман стал главным бухгалтером «Азнефти», а его заместитель у Нобелей Э. М. Ливенталь - старшим бухгалтером Управления нефтеперегонных заводов, а после - главным бухгалтером треста.

В здании Бакинской конторы товарищества разместилось Управление нефтеперегонных заводов «Азнефти», и все сотрудники конторы перешли в него. Это управление, как и первую группу заводов, объединившую все нобелевские заводы, возглавил служащий товарищества и по совместительству шведский консул Г. К. Мальм. Остались работать бывшие нобелевские геологи Н. М. Леднев, Я. В. Гаврилов, С. А. Ковалевский, П. С. Колосович, многие заводские и промысловые инженеры, в том числе и шведы (они в 1920-1921 гг. покинули Советскую Россию). В первое время даже член правления фирмы А. Г. Лесснер был сотрудником Азнефтекома. Управляющий обществом подрядного бурения «Рапид», принадлежащего Нобелям, В. К. Борисевич возглавил отдел промысловой механики на Биби-Эйбатской группе промыслов, а в 1922 г. был переведен в Главное управлением по топливу ВСНХ в Москву.

Поступившие на службу в Азнефтеком служащие Нобелей установили с согласия председателя А. П. Серебровского материальную отчетность треста по системе, принятой в товариществе. В Петрограде представителям Главконефти была передана часть архива правления фирмы. Документация ее бакинского отделения составила основу архива «Азнефти». На благо нового государства отчетами нобелевских геологов пользовались как представители Всероссийского геологического комитета, так и геологи нефтяных трестов. Химические лаборатории товарищества в Петрограде и Баку стали центральными лабораториями Главконефти и Азнефтекома («Азнефти»).

В Грозном, в отличие от Баку, до революции под вывеской «Т-ва бр. Нобель» работали лишь торговые организации. В области добычи стратегия компании сводилась к приобретению пакетов акций уже существующих фирм, которые работали под своими названиями. Один из управляющих грозненских лианозовсконобелевских фирм А. В. Иванов стал первым техническим директором будущей «Грознефти», в 1922 г. его сменил помощник управляющего нобелевским обществом подрядного бурения «Рапид» Н. И. Родненский, который поработал на этой должности до 1929г⁴⁵.


Технический директор треста «Грознефть» Н. И. Родненский, 1929 г. (фото из ЦЛ ФСБ России)

Однако не нужно думать, что нобелевцы выстраивались в очередь на службу. Потребность в специалистах была острая. Так, 2 июня 1920 г. на заседании коллегии Главконефти при обсуждении положения в Московском нефтяном комитете возник вопрос о кадрах. Управляющий делами Главконефти К. К. Зеленцов обратил внимание коллегии на крайние трудности подыскания сотрудников в связи с необеспеченностью пайками. «Еще острее стоит этот вопрос для Главконефти, - отметил он. - При настоящих условиях полнейшей необеспеченности служащих создалось настолько критическое положение, что не только нет возможности привлечь новых людей на работу в Главконефть, но и старые сотрудники постепенно выбывают из строя, вследствие переутомления и истощения, неся усиленную работу при заполненности около Уз полагающегося штата»⁴⁶. Но если в 1918 г. с бывшими служащими фирм велись переговоры, то в 1920 г. с ними уже не церемонились. 26 февраля 1920 г. Совет труда и обороны издал постановление, которое объявляло повсеместный учет «лиц в возрасте от 18 до 50 лет, работавших по добыче нефти на промыслах и переработке ее на заводах независимо от срока работы в этой области, как то: инженеров, техников, буровых и промысловых мастеров, машинистов, электротехников, тартальщиков, механиков, ключников, слесарей и плотников нефтяного дела». Они объявлялись мобилизованными и должны были через военкоматы направляться на места дальнейшей работы. Неявившихся обещали карать «всеми мерами». 26 мая того же года это постановление распространили и на служащих контор и нефтяных складов⁴⁷. Так десятки бывших служащих Нобелей, Манташева, Ротшильдов, «Шелл», Лианозова и других по разным мотивам оказались советскими нефтяниками.

Таким образом, с 1918 г. шло проникновение представителей крупнейших нефтяных фирм в руководящие органы советской нефтяной промышленности. Этот процесс получил наименование «нобелизация» и противопоставлялся национализации. «В Черном городе говорили, что произошла не национализация, а «нобелизация» нефтяной промышленности», - показывал арестованный инженер Г. С. Сурабеков⁴⁸. Служащие «Товарищества бр. Нобель», так же как и представители других нефтепромышленных фирм, вошли в аппараты советских нефтяных трестов и центральных отраслевых органов. Если это и соответствовало указаниям, которые приписывались руководству компании, то это не противоречило объективным потребностям: инженеров - в работе, а Советской власти - в специалистах.

Нобелевские деньги в Советской России

Отправной точкой последующей репрессивной политики по отношению к нобелевским служащим стала связь с бывшими владельцами компании, сослуживцами-эмигрантами и получение от них материальной (в том числе денежной) помощи.

В марте 1921 г. в Кронштадте вспыхнуло антибольшевистское восстание моряков, крестьянские волнения охватывали внутренние и окраинные губернии страны. В ответ развернулась волна государственного террора и репрессий, начался поиск «внутреннего врага». Президиум ВЧК, рассматривая на одном из заседаний вопрос о топливе и «принимая во внимание разноречивые сообщения и слухи о существовании к.р. организации, связанной с работами топливных органов Республики», решил «усилить тайную агентуру в топливных главках ВСНХ и топливных органах НКПС, как в центре, так и на местах»⁴⁹.

В июле 1921 г. в Петрограде прогремело так называемое «дело Таганцева», названное по имени известного специалиста по сапропелям, географа и гляциолога В. Н. Таганцева (другое название - «дело Петроградской боевой организации»), тогда же был арестован и заведующий химлабораторией Главконефти, бывший химик-консультант «Товарищества бр. Нобель», профессор ряда петроградских институтов М. М. Тихвинский (вскоре они оба были расстреляны)⁵⁰.

В период голода 1921 г. благотворительные организации США и Западной Европы начинают свою деятельность в Поволжье и других наиболее пострадавших от голода регионах. Многие из эмигрантов частным образом оказывают помощь, шлют сало, мыло, одежду, обувь, наконец, деньги.

Не остался в стороне от этого движения Г. Л. Нобель и нобелевцы-эмигранты, решившие помочь своим коллегам, оставшимся в России, ведь последние, так же как и другие граждане, испытывали нужду. Жен многих из инженеров можно было встретить на рынках Петрограда или Грозного, торгующих домашним скарбом или бельем. «Нобель из-за границы (Стокгольм) с середины 1920 г. оказывал материальную поддержку своим служащим в Петрограде и отчасти в Москве, - рассказывал арестованный начальник Петроградского нефтяного комитета В. В. Гармсен. - Деньги, посылаемые из-за границы в думской валюте, получались мною или М. М. Тихвинским. Деньги эти распределялись мною лично или же через моих сотрудников, бывш. служащих Нобеля. <...> Часть денег посылалась нами Истомину Владимиру Константиновичу в Главконефть»⁵¹. По словам В. В. Гармсена, в Петрограде эту помощь получали 20-30 человек⁵². Конечно, эта поддержка не афишировалась, но о ней было известно как ЧК, так и высшему политическому руководству⁵³. Каналами для передачи денег являлись как официальные борцы с голодом в Советской России (например, М. Горький⁵⁴), так и контрабандисты или дипкурьеры иностранных миссий.

Каждый из получавших видел причину «щедрости» семьи Нобель по-разному. Кто-то трактовал ее, действительно, как безвозмездную, кто-то - как не выданные за 1918 г. премиальные, которые по уставу полагались служащим, или оставшиеся деньги из кассы взаимопомощи служащих. Касса находилась в распоряжении правления и не принадлежала владельцам, но за известный процент фирма могла пользоваться этими деньгами. Их большевики национализировали вместе с другими финансами фирмы и служащим не вернули, но небольшая сумма осталась на руках общественного кассира X. Н. Казина. К последнему и обращались наиболее нуждающиеся сотрудники фирмы так же, как это делали они и до революции. У В. К. Истомина была найдена расписка члена правления М. М. Белямина, в соответствии с которой последний брал в долг 25 тыс. руб. и, по признанию Истомина, полученные им «нобелевские» деньги он считал возвратом долга⁵⁵.

31 августа 1921 г. в своем кабинете В. В. Гармсен был арестован, а вслед за ним в течение нескольких дней еще несколько сотрудников Петроградского нефтяного комитета, работавших некогда в правлении «Т-ва бр. Нобель». Все они в той или иной форме получали несколько раз материальную помощь. 1 октября в Москве был арестован заведующий Техническим управлением Главконефти В. К. Истомин.

В недрах ЧК-ОГПУ под руководством восходящего чекиста Я. С. Агранова возникло дело о якобы существовавшей в советских республиках - от Питера до Баку - крупной и разветвленной шпионско-вредительской организации, состоящей из бывших нобелевских служащих. «Члены ее, - сообщалось чекистами, - будучи хорошо организованы и тесно сплочены, в нужный момент по мановению Центра приостановят производство такой важной, как нефтяной, промышленности [так!] и тем самым нанесут губительный удар Советской республике»⁵⁶.

Однако поначалу дело не клеилось, поскольку никаких доказательств у следователей не было. У них имелась обыкновенная переписка бывших сослуживцев между собой (где, конечно, всплывали вопросы нынешней службы, сообщения о судьбах коллег, сетования на жизнь и новые порядки) и признаваемые арестованными факты получения денег. Следователи зацепились за установленный ими факт передачи В. В. Гармсеном В. Н. Таганцеву статистических данных о запасах нефтепродуктов в Петрограде и помощь М. М. Тихвинскому в копировании доклада начальника Азнефтекома А. П. Серебровского о состоянии бакинских нефтяных промыслов. «На каком законном основании вы это сделали, не имея ничего общего в делах службы с Таганцевым?» - спросил следователь В. В. Гармсена. У него, действительно, не было «законного основания» для этого, но и запрещения на это не было также. О чем Гармсен и заявил следователю⁵⁷.

Вообще его, так же как и адвокатов, обвинение в шпионаже путем передачи сведений о запасах нефтепродуктов в том или ином городе удивляло, поскольку подробная нефтяная статистика по традиции, сложившейся еще до революции, регулярно публиковалась в прессе не только в мирном 1921 г., но и в годы Гражданской войны, а потому секретной быть не могла⁵⁸. «Обвинение Гармсена в экономическом шпионаже, квалифицированном по ст. 66 У г. Код., - говорилось в кассационной жалобе, - не базируется на установлении передачи конкретных сведений, имеющих характер тайны; Трибунал отказал защите в приобщении к делу официальных отчетов номеров «Экономической жизни» и «Известий Глав. Нефт. Ком.» за 1919 и 1920 г. в подтверждение того, что в Правительственных органах систематически помещаются подробные, в том числе цифровые, сведения о всех отраслях топлива с указанием запасов, расхода, транспорта, производства и производственных заданий»⁵⁹.

Таким образом, подданный Нидерландов, бывший заведующий керосиновым отделом в правлении фирмы Василий Васильевич Гармсен (Вихер Вихерович Гармзсейн) стал центральной фигурой следствия. Но агент, подсаженный к нему в камеру, известный чекистский провокатор А. О. Опперпут докладывал: «Дело Г. [Гармсена] для меня сейчас совершенно ясно. Никакого экономического заговора не было. Н. [Нобель] присылал деньги до самого последнего времени, не требуя определенной антисоветской работы. Сам Г. говорит про это следующее: после этого допроса для меня стало совершенно ясно, что мое дело собираются закончить. Последние допросы - последние потуги выжать путем угроз хотя что-нибудь, но они стали на совершенно неправильный путь. Никакого определенного экономического заговора не было. Н. продолжал присылать деньги, потому что он считал себя хозяином, да и мы считали его тем же. Мы были убеждены, что рано или поздно нефтяные промыслы придется вернуть настоящему хозяину, ну мы не работали определенно во вред Советской власти, но, конечно, ничего не делали и в пользу ее»⁶⁰.

Арестованные нобелевцы просидели более полугода, но им так и не предъявляли обвинений. Дело получило новый импульс, когда его передали в Москву, и к концу мая 1922 г. обвинительное заключение было готово. А 24-26 июля в Мосревтрибунале состоялся суд. На скамье подсудимых было девять человек.

В отсутствии прочной доказательной базы судья и обвинитель никак не могли взять в толк причину «буржуйской» благотворительности. Исключая моральный аспект, они упирали на то, что эти средства - оплата неких услуг, оказываемых бывшими служащими Нобеля своему патрону.

Выписка из протокола заседания Мосревтрибунала:

«Судья: Какими соображениями руководился Нобель, что, будучи заграницей, он вас великолепно поддерживает?

Гармсен: Думаю, что чисто гуманный человек, потому что заграницей было известно, как здесь сейчас мы живем. <...>

Судья: Вы говорите, что это - гуманная точка зрения, и что вы предполагаете моральную сторону, вы говорите, что служили в советском предприятии, стало быть, можно понять, что вы действуете против Нобеля (раз вы служите в советских предприятиях).

Гармсен: Нет, простите, это я вам объясню.

Судья: Это «понятно» и «естественно», что Нобель, который потерял все свое богатство, будет относиться так добросовестно к бывшим служащим, которые остались в предприятии и посылать поддержку - это смешно, это детский рассказ»⁶¹.

«Председатель: Когда он [Нобель] послал вам деньги, он является в Ваших глазах джентльменом <...> но мы этому не верим, мы говорим, что в Советской Республике никаких чудес не признаем, а кто-то должен воплотиться в плоть и кровь, принести и положить деньги, а тут говорят, что «джентльмен Нобель уделял из своих средств и посылал безвозмездно своим служащим». Мы не верим в то, чтобы человек, до сих пор снимавший шкуру с рабочих, стал снимать прибыль с заграничных предприятий и посылать своим бывшим служащим»⁶².

Никакие доводы защиты не были услышаны и девять человек:

1. Гармсен В. В. - председатель Петроградского нефтяного комитета, иностранный подданный, 45 лет;

2. Казин X. Н. - химик лаборатории Главконефти в Петрограде, дворянин, 50 лет;

3. Зиновьев Б. К. - представитель Главконефти в Петрограде, дворянин, 38 лет;

4. Истомин В. К. - начальник технического управления Главконефти, почетный дворянин, 58 лет;

5. Коробков И. Д. - заведующий столовой Петроградского нефтяного комитета, из крестьян, 54 года;

6. Грановский Э. А. - заведующий административно-хозяйственным отделом Петроградского нефтяного комитета, 55 лет;

7. Бетхер А. Н. - инспектор Главнефти в Петрограде, дворянин, 53 года;

8. Хрыпов В. Н. - заведующий учетно-мобилизационным отделом Петроградского нефтяного комитета, мещанин, 43 года;

9. Симонович [иногда - Симанович] А. М. - без определенных занятий, 47 лет, были осуждены.

Первых четверых приговорили к расстрелу, остальных, кроме А. М. Симонович, - к 5 годам лишения свободы. Принимая во внимание возраст, Казину и Истомину расстрел заменили на 5-летнее заключение, конфискацию имущества и лишение политических прав⁶³.

Единственная среди обвиняемых женщина, Анна Михайловна Симонович, оказалась замешанной в «нобелевское дело», потому что являлась сестрой члена правления товарищества М. М. Белямина и, по версии следствия, «передаточным звеном» между Нобелями и их бывшими сотрудниками⁶⁴. Ее решили оставить на свободе, но «подвергнуть трем годам общественных принудительных работ по своей специальности».

В результате по данному делу никого не расстреляли. Все материалы по В. В. Гармсену, как иностранному подданному, на следующей день после приговора были затребованы во ВЦИК, а за К. Б. Зиновьева стали вступаться большевики-нефтяники⁶⁵. Решением ВЦИК от 19 октября 1922 г. им заменили расстрел на 10-летнее заключение. Через 2 года после соответствующих ходатайств почти все получили помилование, а в 1992 г. все фигуранты дела были реабилитированы⁶⁶.

По понятным причинам определить полный объем материальной помощи Нобелей затруднительно. Ее получали не только в Петрограде, но и в Баку и Грозном. Об этом в частности говорит тот факт, что среди арестованных в 1929-1930 гг. нефтяников были такие, кто, не признав ни одного пункта обвинений (а для этого нужно было иметь мужество и волю, так как большинство соглашалось со всеми обвинениями), тем не менее признались в получении денег от Нобеля (И. Ф. Самойлов, Э. М. Ливенталь, И. А. Голодный)⁶⁷.

В начале 1920-х гг. Нобели, действительно, думали, что развитие их дела в России еще не закончилось, и поддерживали физическое существование не только наиболее ценных работников⁶⁸, но и некоторые семьи уже умерших сотрудников. В 1928 г. «Азнефть» сократила пенсии бывшим служащим и их семьям, а в 1929 г. вообще отказалась их выплачивать⁶⁹. Геолог Н. М. Леднев поведал историю семьи инженера Е. К. Петрова, который прослужил у Нобелей четверть века, но умер уже при Советской власти. Вдова Петрова написала Нобелям о сокращении пенсии и надвигающейся нужде, а те согласились выплачивать ей по 50 руб. в месяц, о чем уведомили просителя⁷⁰.

В условиях серьезных затруднений международных денежных переводов в СССР подобная помощь не могла быть значительной и регулярной, а со временем она и вовсе сошла на нет. Часть служащих, упрочив свое материальное положение, отказывалась от подобных переводов, справедливо считая их компрометирующими. При заграничных командировках многие из инженеров старались избегать встреч с бывшими соотечественниками. Правда, старший директор нефтяной промышленности Главгортопа ВСНХ И. Н. Стрижов не мог отказать во встрече своему патрону, когда в апреле 1928 г. был проездом в Париже. Позднее он рассказал о темах своей беседы с Э. Л. Нобелем, которые включали в себя обычный рассказ о достижениях советской нефтяной промышленности. Эта встреча стала важнейшим эпизодом «преступной» деятельности Стрижова и подтверждением «нобелевского следа» «вредительства»⁷¹.

Как мина замедленного действия, эта теория заговора ждала своего часа до конца 1920-х гг., когда ее механизм был приведен в действие.

Между дел

«Дело нобелевцев» стало важной вехой в последующей политике по отношению к «буржуазным спецам». Как неоспоримая победа органов правопорядка эта история попала не только в информационные сводки и «методички» ОГПУ⁷², но и через карикатуру, газетные публикации, кино в массовое сознание⁷³, позднее нашла отражение в советской и современной историографии⁷⁴.

После осуждения группы нобелевцев их коллеги (в том числе из других нефтепромышленных фирм) оказались под пристальным вниманием ЭКУ ОГПУ. Чекисты утверждали, что «деятельность «спеца» определяется данными материального характера, <...> поэтому «спец» неизбежно влечется к обеспеченности путем преступлений». В разряде «типичных» преступлений «спецов» указывались: «экономическая контрреволюция» (создание убыточности предприятий с целью сдачи их в концессию бывшим владельцам) и «экономический шпионаж». В сводках без обиняков сообщалось, что «экономический шпионаж» осуществляется через бывших владельцев предприятий и их сотрудников, работающих в различных советских учреждениях⁷⁵. Над кадрами старой интеллигенции (не только технической) нависла тотальная «презумпция виновности», дело было за прецедентом⁷⁶.


С помощью карикатуры образ «спеца-вредителя» вошел в массовое сознание. Автор - Б. Ефимов, 1930 г.

Стенограмма заседания фракции РКП(б) III Всероссийского съезда горнорабочих, прошедшего с 3 по 7 мая 1922 г., зафиксировала полемику, которая велась вокруг «первородного греха» вчерашних нобелевцев и его оправдания:

Э. П. Грибанов, московский представитель « Грознефти »: «Почему они [представители Главного управления по топливу ВСНХ - ГУТ] воображают, что гораздо лучше в интересах государства будет планировать, лучше будет торговать нефтью Чевчинский [Цевчинский] или Бранковский [?], чем район - в лице Косиора или Серебровского. Нас это странно удивляет, потому что мы знаем, что из себя представляет тов. Чевчинский [Цевчинский] и Пого... [так!]. Эта такая публика, которая весьма прочно и глубоко укрепилась в ГУТе. В лице этих господ мы имеем определенных представителей определенной клики, находящейся за границей».

М. Н. Лядов, начальник Управления нефтяной промышленности ГУТ ВСНХ: «Я скажу теперь, что Запад руководит ГУТ ом, что Парижская биржа руководит ГУТ ом, а не наши тов. коммунисты. В ГУТе работой руководит фактически не Трифонов⁷⁷, а Цефчинский [Цевчинский], который признался, что Нобелевская организация принадлежит до сих пор Нобелю. Кто там еще руководит - руководит Богдатъян⁷⁸, которого нам здесь охарактеризовали и который продолжает сейчас служить в лианозовской компании. Вы видите, с кем ведет переговоры о концессиях ГУТ⁷⁹. И вы видите, что решать вопрос о концессии будет представитель той самой фирмы, которая этой концессии добивается». И. Т. Смилга, начальник ГУТ ВСНХ: «Принципиально моя точка зрения, которой я держался 5-4 года тому назад в армии и которой принципиально держусь сейчас: если мне поставят на выбор тех самых живоглотов - Цевчинского, Богдатьяна, старых директоров старых фирм - несмотря на то, что я знаю, с кем из крупных хозяев они имели связь, я выбираю тех старых спецов-живоглотов. Я половину из них перебью, но заставлю их работать, как офицеров в армии. Но если купить несколько фунтов колбасы и поставить коммуниста - торгуйте, из этого ничего кроме безобразия не получится. Я поставлю т.т. [товарищей] контролирующих, если они плохи, обращусь в ЦК, дайте мне лучше, буду втягивать в этот коммерческий аппарат, пронизывать коммунистами, чтобы был аппарат и школа. И так у нас начнут складывать первые кадры коммерсантов»⁸⁰.

Предлагаю сравнить вышеприведенные мнения с мнением руководителей «Азнефти» А. П. Серебровского и Н. И. Соловьева, высказанным в письме И. В. Сталину в июле 1923 г.: «Фактически вся нефтяная торговля, в частности керосиновая торговая политика находится в руках директора-распорядителя [Нефтесиндиката] А. И. Цевчинского, умного и, несомненно, знающего и любящего свое дело спеца, но - естественно - больше всего заинтересованного в сохранении своего служебного положения и, что гораздо важнее, неспособного перевести, по своей инициативе, нефтяную торговлю на новые рельсы: раньше был хозяином Нобель, теперь Синдикат, весь же смысл торговли полагается, как и прежде, в том, чтобы продать дороже, получить для хозяина возможно большую прибыль, не считаясь с интересами ни населения, ни государства, ни производственных районов»⁸¹.

Для противодействия «буржуазным спецам», контроля над ними и проведения «государственной политики» в нефтяные тресты активно направлялись представители пролетарского государства, так называемые коммунисты-хозяйственники, которые создавали как бы вторую ветвь управления предприятием. Среди них находились не только рабочие-выдвиженцы или вчерашние профсоюзные деятели, но и сотрудники ОГПУ. Ведь принципиальная позиция Ф. Э. Дзержинского, как главного чекиста и крупного хозяйственного руководителя (с 1921 г. он возглавлял НКПС, а с 1924 г. - ВСНХ), выражалась в том, что «каждый более или менее ответственный чекист должен получить какую-нибудь работу в хозяйственных органах Республики, совмещая эту работу с работой в ЧК»⁸². Конечно, в основе этой идеи лежали благородные цели борьбы с коррупцией⁸³, но разделить функции политической и экономической полиции в той системе было сложно, а потому борьба с экономической преступностью служила одновременно и средством тотального слежения за промышленностью.

Борьба сторонников умеренных и форсированных темпов развития в среде политического руководства отражалась и на кадровой политике в промышленности. «Прагматики» ограждали, а «леваки» травили «спецов». По нашему мнению, степень радикализма коммунистов по отношению к «спецам» определялась близостью к реальному производству и объемом личной ответственности за него. К числу «прагматиков» принадлежали, например, начальники нефтяных трестов: «Азнефти» - А. П. Серебровский и «Грознефти» - И. В. Косиор⁸⁴, руководители центральных отраслевых органов в ВСНХ⁸⁵. К противному лагерю относились, как правило, профсоюзные и партийные деятели, сотрудники НК РКИ и ЦКК ВКП(б), правления «прокоммунистических» общественных объединений (ВМБИТ и т. п.). Их взгляды кардинально менялись в случае перехода на хозяйственную работу в ВСНХ или на производство. Лучшей иллюстрацией чему является эволюция Г. К. Орджоникидзе, сменившего в 1932 г. контрольную деятельность в НК РКИ и ЦКК на руководство тяжелой промышленностью и ставшего ее защитником, активным борцом со «спецеедством»⁸⁶.

«Коммунизация» руководящих административно-технических кадров происходит постепенно и по мере усиления командноадминистративных методов управления экономикой она принимает крупные масштабы. Особенно этот процесс «укрепления» кадров активизировался после «Шахтинского дела», с материалами которого политическая и хозяйственная элита страны ознакомилась перед и в ходе заседаний Апрельского 1928 г. пленума ЦК ВКП(б).

А. П. Серебровский и И. В. Косиор, которые не только активно защищали «спецов», но и боролись за свои административно-хозяйственные прерогативы, еще в 1926 г. под предлогом повышения были удалены из трестов, а затем и из отрасли (хотя и сохранили крупные посты в ВСНХ). Им на смену пришли менее весомые в политическом отношении М. В. Баринов и И. Н. Опарин (которого вскоре сменил С. М. Ганшин).

29 марта 1928 г. на II пленуме Северо-Кавказского краевого комитета ВКП(б) секретарь крайкома А. А. Андреев высказал тезис о необходимости «переоценки ценностей в руководстве нашим хозяйством». Выступавший за ним новый управляющий «Грознефти» С. М. Ганшин отметил, что трест готовится к этому, и выразил пожелание: «Когда будет разгар переоценки ценностей, чтобы наравне с быстрыми мероприятиями была известная осторожность <...> Иначе мы много ошибок будем иметь, много дров можем наломать, причем ошибок с очень большими убытками в нашем балансе»⁸⁷.

Суть кадровых изменений в трестах описал арестованный заместитель управляющего Московским представительством «Грознефти», известный в 1920-х гг. нефтяной аналитик Ю. К. Максимович: «Во главе управления Грознефти, если исключить партийную головку, стояла техническая часть, компактно сорганизованная и состоявшая исключительно из специалистов, подобранных по нужному признаку. Технический директор [Н. И. Родненский] с его 5 помощниками и подсобными специалистами образовывали мощную и влиятельную группу, подчинявшуюся единой воле. Мимо этой группы не могло пройти ни одно важное мероприятие без того, чтобы на нем не остался ее отпечаток.

Во главе всех важнейших предприятий Грознефти также стоял инженерно-технический персонал со слабой партийной прослойкой. <...>

Это положение резко изменилось в 1928 г. в результате проведенной С. М. Ганшиным реорганизации. Техническая часть была уничтожена, и на месте ее был создан ряд управлений: промысловое, заводское, подсобных предприятий, энергетическое, строительное, куда и отошли все помощники Родненского и весь технический персонал технической части. Во главе этих управлений были поставлены авторитетные и знающие партийцы: Ефуни, Kenne, Рогачев, Баранов, Филатов. Технический директор Родненский оказался изолированным и по существу лишенным всех прав, оставшись на положении консультанта при Правлении Грознефти. <...> К этому надо добавить, что С. М. Ганшин, не доверяя особенно никаким советчикам, сам решал все важнейшие вопросы, вникая во все их детали и опираясь при этом не столько на мнения специалистов, сколько на мнения партийцев, директоров созданных им управлений (выделено нами. - Е. Ю.)»⁸⁸.

В результате всех изменений доля коммунистов, занятых в нефтяной промышленности, поданным В. М. Молотова, на 1 июля 1928 г. составила 18,5 %. По этому показателю отрасль лидировала в тяжелой промышленности⁸⁹.

«Хорошо» было, когда «коммунист-хозяйственник» оказывался таким, как директор строящегося Туапсинского НПЗ В. Г. Иванов - мало вмешивался в конкретные производственные дела и лишь изредка давал указания. О характере работы подобного типа руководителей рассказывал арестованный инженер туапсинского строительства Ю. В. Мельницкий: «Еще в самом начале работ, давая характеристику Иванову, Аккерман сказал мне: «С Ивановым Вам будет легко, он ничего не понимает и не будет Вам мешать, держите его все же в курсе главнейших работ, но особенно не балуйте». Действительно, в техническом отношении Иванов был вполне «подходящим», он настолько плохо разбирался в характере сооружений, что иногда это доходило до курьезов. Однажды в августе, кажется, 1927 г., когда работы по каналу еще только начались, Умников получил от него письмо, в котором он давал ряд советов и писал: «Хорошо бы закончить канал к Октябрьской годовщине, подумайте об этом». На самом деле только для пропуска воды канал был открыт 1 января 1929 г., а закончили его совсем только в сентябре. Иванов действительно нам не мешал, тем более что по роду своих обязанностей нес большую общественную нагрузку и часто уезжал, то в Грозный, то в Новороссийск, то в отпуск и т. п. Единственно, чем он занимался, - это вопросами бухгалтерии и материального снабжения, причем в этом деле лучшего вредителя трудно было бы и сыскать, ибо вся его работа сводилась к сокращениям, увольнениям и перемещениям, причем все это ни в какой мере не соответствовало моментам хода работ и создавало большую путаницу, на почве которой могло быть все, что угодно. Так, например, 1 октября 1927 г. он сократил на 20 % штат бухгалтерии в момент особенно усиленной работы по составлению годового отчета, а главное - проверки и упорядочения материальной отчетности. В результате получилась такая каша, что он сам уже в декабре вынужден был увеличить штат бухгалтерии в размерах больших, чем до 1 октября, и, кроме того, уплатить порядочно за сделанные работы»⁹⁰.

Но были и более серьезные ошибки, они касались чаще всего торговых операций - либо продажи нефтепродуктов, либо закупок оборудования.

Так, Э. П. Грибанов, тот самый, который поставил под сомнение ценность нобелевских торговых кадров в лице А. И. Цевчинского, стал членом правления и лондонским представителем Нефтесиндиката. Не понимая рыночной конъюнктуры, он заключил крайне невыгодный договор на продажу партии нефтепродуктов, отказ от которого стоил Нефтесиндикату крупной неустойки. Свое решение Грибанов, бывший школьный учитель, принял вопреки рекомендациям работавшего с ним «спеца»⁹¹.

Технический консультант «Союзнефти» при Амторге В. Л. Шиперович жаловался в Москву: «Я не могу молчать, когда по капризу неопытного инженера, не разобравшегося, как следует быть в САСШ, и вернувшегося ввиду партийности на большой пост в Союзе, летят грозные телеграммы с приказом заказать заведомо неподходящее для задания полумиллионное оборудование. Наш ответ с указанием неправильностей поставил нас под определенное подозрение <...> Хорошо, что в данном случае Заказчик заврался <...> и, в конце концов, вынужден был согласиться с доводами Амторга. А что будет, когда некому будет вносить безбоязненно в Амторге коррективы? Не все ведь склонны донкихотствовать»⁹².

Конечно, такие «хозяйственники» удалялись, но им на смену могли прийти руководители иного плана. Технический руководитель проектных и строительных работ «Грознефти», несший основную ответственность за большое строительство, И. Н. Аккерман рассказывал, что в Туапсе «замена В. Г. Иванова И. И. Новиковым ожидаемой пользы не принесла, т. к. Новиков фактически не управлял, а был только шефом, да к тому же большую часть отсутствующим. Человек очень самонадеянный, но лентяй, барин, он заботился только о показной стороне дела, не знал и не вникал в него. В то же время мне было дано с его стороны почувствовать в достаточно грубой форме, что отныне он будет всем руководить, а я должен отойти и уже в руководство не вмешиваться»⁹³.

Между тем нефтяная промышленность быстро восстанавливалась, рационализируя основные виды производства (внедрение роторных буровых станков, штанговых глубинных насосов - в добыче, трубчатых печей и крекингов - в нефтепереработке)⁹⁴. Зачастую это происходило не благодаря, а вопреки мерам, предпринимаемым государством. Мастерство и опыт инженеров являлись средствами преодоления всевозможных кризисов, а не определения стратегии.

В течение 1920-х гг. нефтяную политику лихорадило, что было заметно по характеру планирования и финансирования отрасли⁹⁵. В ее основе лежало, по выражению нефтяного аналитика Б. М. Бондаревского, «стремление Центра получать нефть «числом поболее - ценою подешевле», не сообразуясь с реальными возможностями месторождения». Стремление к добыче дополнительных тонн разбалансировало единое нефтяное хозяйство. «У нас по большей части программа выполняется только по добыче, - писал Бондаревский, - и этим как будто все удовлетворяются, между тем отступление от программы в отдельных частях ее часто влечет за собой последствия, отражающиеся на деятельности всего предприятия не только в данном операционном году, но и в последующих. Отступление от программы в части бурения, капитального строительства, разведки в корне ломает весь план развития данного нефтепромышленного района»⁹⁶. «То дают деньги только на бурение и забывают заводское строительство, в силу чего заводское строительство отстает, то сразу дают деньги на заводское строительство и забывают о бурении», - жаловался на ноябрьском 1928 г. пленуме ЦК ВКП(б) секретарь ЦК КП(б) Азербайджана Л. Н. Мирзоян⁹⁷. В результате такой политики основное преимущество единого государственного хозяйства - возможность комплексного и поступательного развития - сводилось на нет.

Анализируя финансовые планы нефтетрестов на 1925/26 оп. г., Ю. К. Максимович пришел к выводу об их нереальности, так как планирующие органы не проводят надлежащей связи между «производственными заданиями нефтепромышленности и вытекающими из этих заданий потребностями финансирования нефтяного дела»⁹⁸. Например, в декабре 1926 г. был утвержден вполне сбалансированный промфинплан «Грознефти» на очередной операционный год. Уже после его утверждения бюджетное финансирование треста было сокращено на 6 млрд руб., долевое отчисление увеличено с 5 до 6,9 коп. с пуда, при этом было увеличено на 12 % задание по добыче и на 12,5 млн руб. задание по капстроительству. Подобные меры «регулирования» привели к тяжелому финансовому кризису треста, а дефицит пришлось покрывать за счет корректировки капитального строительства и уменьшения разведочного бурения⁹⁹. «За последние три года Грознефтью обычно намечался определенный план бурения и эксплоатации, -объяснял следователям заведующий геологоразведочным бюро “Грознефти” Н. Т. Линдтроп, - который большей частью вначале или середине года изменялся Главгортопом в сторону увеличения добычи при неизменяющемся количестве проходки»¹⁰⁰. Все эти на первый взгляд незначительные поправки (особенно в бурении) сыграют с «Грознефтью» злую шутку не в 1920-х, а в 1930-х гг.: тогда объем добычи будет определяться не мощностью фонтанов, а количеством механизированных (насосных или газлифтовых) скважин, которые должны были буриться в предшествующее пятилетие.

Подобная ситуация складывалась и в «Азнефти»: производственные задания росли, а ассигнования снижались¹⁰¹. Арестованный заведующий геологоразведочным бюро «Азнефти» М. В. Абрамович говорил: «Из года в год (по 28-й включительно) сметы и программы разведочного бурения систематически урезывались, на что я не реагировал должным образом. Что касается непосредственно руководства разведок Директоратом, то в этой области наблюдалось дерганье - в один год предлагали раскинуть разведочное бурение на возможно большее число площадей, а в следующий год такое раскидывание ставилось в упрек. Помимо этого, в течение бюджетного года производились сокращения или расширения программы работ, что, разумеется, неблагоприятно отражалось на планомерности работ»¹⁰².

Подобная плановая чехарда повторялась вплоть до начала арестов и сохранялась в последующем. Уже арестованный Ю. К. Максимович пояснял: «Постоянные сверхпрограммные повышения добычи при отсутствии общей правильной перспективы ее развития - все время держали Грознефть во власти различных “узких мест”, непрерывно возникавших в различных сторонах ее хозяйства. <...> При отсутствии общей перспективы и подготовки все эти узкие места преодолевались в порядке особой пожарности и срочности, что было, конечно, связано с непроизводительными расходами»¹⁰³. «Чрезвычайщина» отражалась не только на распределении и рациональном использовании средств, но и на организации производства, особенно капитального строительства.

В этих условиях экономический аспект производства терял значение. «Сводка данных программ за 1927/28 [оп.] г. показала, -рассказывал Н. Т. Линдтроп, - что в Старом районе [Старогрозненское месторождение] из примерно 90 скважин рентабельными было около 5-10, а средняя стоимость нефти, не считая фонтанов, выходила около 40 руб. за тонну. <...> При составлении программы на 1928/29 [оп.] г. повторилось то же самое, а именно по всему новому бурению себестоимость нефти определялась в 40-45 руб. тонна при продажной цене ее в 25-30 рублей, включая сюда и выручку от бензина, экспорт и т. д.

Когда этот доклад был мною представлен С. М. Ганшину, то на заседании <...> им было сказано: “Спасибо за доклад, но не дело заведывающего [так!] геологическим бюро заниматься этим, на это имеется Планово-экономический отдел”.

При таких условиях геологам оставалось только выполнять основную директиву Грознефти и намечать скважины, где можно бы получать нефть. <...> Спрашивается, как увязать указанную нерентабельную добычу с требованием Горного устава по возможности полней выработать пласты, и где предел этой нерентабельности? На эти вопросы те, кому надлежало дать ответ, его не дали»¹⁰⁴.

Главный «вредитель»-нефтяник, старший директор нефтяной промышленности, бывший нобелевец И. Н. Стрижов в 1926 г. писал: «Все должно развиваться координировано. Нельзя вылезать с бурением, не улучшив других сторон нефтяного дела [здесь и далее по цитате выделено И. Н. Стрижовым]. Что будет толку, если мы пробурим несколько лишних десятков тысяч метров, получим несколько лишних миллионов тонн нефти, и в то же время <...> не сможем рационально обработать эту нефть и выпустим при этом на воздух много газа, содержащего бензин. <...> Вместо экстенсивного развития нефтяного дела в Грозном и Баку, я считаю необходимым стать на путь интенсивного его развития. Нужно имеющееся привести в порядок, рационализировать и затем расширяться»¹⁰⁵.

Возможность форсировать добычу на нефтяном месторождении практически всегда имеется (если оно не вступило в стадию истощения, как Старогрозненское месторождение). Но чрезмерно быстрый рост добычи неизменно сопровождается таким же быстрым и глубоким спадом, причем последующая разработка месторождения становится значительно сложнее и дороже. Особенно это относится к пластам, которые разрабатывались в «Грознефти», где напор подземных краевых вод позволял иметь фонтанную добычу в течение длительного периода. Объем добытой нефти зависел лишь от того, насколько сильно открывалась задвижка на устье скважины. По оценке Н. Т. Линдтропа, в 1927-1928 гг. дебит фонтанной скважины на основном Новогрозненском месторождении доходил до 2500-3500 т нефти в сутки, специалисты его держали на уровне 300-400 т, в редких случаях доводя до 1000 т/сут.¹⁰⁶ Этого требовали правила рациональной разработки недр¹⁰⁷. Технический директор треста Н. И. Родненский лично следил за отбором нефти из фонтанных скважин, поскольку промысловые управляющие, «имея определенное задание по добыче, недохватки добычи из тартальных [нефонтанных] буровых пополняли за счет фонтанов»¹⁰⁸. К моменту «победного» выполнения первой пятилетки, когда следить за фонтанами было некому, а потребность в топливе только выросла, доля фонтанной нефти в общем объеме добычи Грозного доходила в отдельные месяцы до 70 и даже 80 %.

В подобных условиях новый тип «хозяйственника», обладающего минимумом технических знаний, должен был выполнять роль «кризисного управляющего», обеспечивающего выполнение плановых заданий при минимизации капиталовложений и во что бы то ни стало¹⁰⁹. Их «успехи» должны были служить доказательством «реальности» всех завышенных планов, даже если они противоречили требованиям рациональности разработки.

В период, когда вся пресса писала об особых «большевистских» темпах развития, позиция И. Н. Стрижова, Н. И. Родненского и других «спецов», действительно, выглядела консервативной¹¹⁰. После «Шахтинского дела» подобный «консерватизм» был квалифицирован как «вредительство», в прессе началась травля инженеров. Газеты и технические журналы публиковали результаты проверок контрольных комиссий; в рамках развернутой кампании «самокритики» в условиях кризиса продовольственного и промтоварного снабжения в трестах проводились широкие собрания с участием рабочих, где критике подвергались в основном инженеры¹¹¹.

Публикуя один из подобных материалов, журнал «Азербайджанское нефтяное хозяйство» сопроводил его редакционной статьей. «С появлением в нашем государственном строительстве полосы самокритики, - говорилось в ней, - газеты, как известно, запестрели заметками о том, как это строительство и, в частности, строительство народного хозяйства шло. Что трудное дело создания народного хозяйства на новых началах не могло до поры до времени идти гладко, без шероховатостей, ошибок и даже погрешностей, ясно само собою, и если самокритика с пользой для дела обнаружила эти проблемы и погрешности, то все же ей, видимо, нетрудно было выяснить и то, что неожиданного в результатах ее работы, в конец концов, было очень мало. Нас не удивило поэтому, когда, развернув страницы майских и июньских номеров «Экономической жизни» и «Торгово-промышленной газеты», мы там нашли печальную картину тех неполадок, которые разными контролирующими органами государства в таком обилии обнаружены в капитальном строительстве всей страны»¹¹².

Отправной точкой всей «антивредительской» кампании в СССР, вероятно, был июльский пленум ЦК ВКП(б) 1926 г. Об этом говорилось в циркулярном письме председателя ОГПУ В. Р. Менжинского полномочным представителям и начальникам губотделов ОГПУ от 23 августа 1928 г. Этим письмом чекисты извещались о том, что в ходе двухлетней работы был выявлен «основной метод диверсии» - «техническое вредительство при помощи контрреволюционных организаций, состоящих из наиболее крупных инженеров той или другой отрасли промышленности». В письме председатель ОГПУ предлагал своим региональным экономическим отделам, зарождавшимся как органы борьбы с экономической преступностью (прежде всего - коррупцией), считать борьбу с «вредительством» своей основной задачей. В письме давались и методические рекомендации: «При переводе агентурных разработок по экономконтрреволюции в следствие необходимо применить метод дробления дел на отдельные следственные производства с охватом в каждом из них не всей организации, а лишь части ее и с таким расчетом, чтобы сумма нескольких дел <...> создала цельную картину организации и позволила сделать... [так в публикации!] политические и организационные выводы». При выявлении «контрреволюционных организаций» предлагалось опираться на «агентуру», а при «чистках» - «добиваться снятия в первую очередь головки контрреволюционных организаций». Аресты должны были согласовываться с местной партийной инстанцией и руководством хозоргана. По-прежнему подтверждением «вредительства» являлся факт получения «заграничных» денег («около половины инженеров в Ленинграде до [19]25 года включительно получало деньги от бывших хозяев»), хотя В. Р. Менжинский предупреждал, что «мы имеем многие тысячи инженеров, получавших деньги от старых хозяев, но не входивших в организацию»¹¹³.

Так был запущен маховик массовых репрессий в промышленности. Из документов ОГПУ следует, что агентурная разработка части инженеров-нефтяников, перлюстрация их писем велись еще до циркуляра от 23 августа. Так, И. Н. Стрижовым и А. В. Ивановым «интересовались» как ЭКУ, так и КРО (контрразведчики) ОГПУ, как в Москве, так и в Ростове-на-Дону¹¹⁴.

Итоги и последствия

30 сентября 1930 г. начальник ЭКУ ОГПУ и член Президиума ВСНХ Г. Е. Прокофьев утвердил «Обвинительное заключение по делу о контрреволюционной шпионско-вредительской организации в нефтяной промышленности СССР», которое было собрано из «раздробленных» региональных дел. Почти через полгода -18 марта 1931 г. - Коллегия ОГПУ во внесудебном порядке рассмотрела его.

Всего по этому делу к ответственности было привлечено 77 человек, 22 из них были связаны с нобелевской корпорацией. 29 человек приговорили к расстрелу, 35 - к 10-летнему заключению в концлагерь, 9 - к пятилетнему. Один человек во время следствия покончил жизнь самоубийством, еще трое получили приговоры по смежным делам (А. И. Белоножкин - по делу «металлистов», Н. Н. Тихонович - по делу Геолкома, В. А. Ларичев - по делу Промпартии). Казнь подтверждается лишь в отношении семерых (судьба еще двоих, приговоренных к расстрелу, неизвестна¹¹⁵), а остальным 20 «подрасстрельным» высшую меру наказания в качестве «доброй воли» заменили 10-ю годами лагерей.

21 марта 1931 г., через три дня после вынесения приговора, постановлением ЦИК СССР тресты «Азнефть» и «Грознефть», а также 90 нефтяников - рабочих, «хозяйственников» и инженеров - были награждены орденами Ленина. На следующий день центральные газеты сообщили о «грандиозном» достижении «Азнефти» - выполнении первой нефтяной пятилетки в 2,5 года.

25 марта, в тот же день, когда приводился в исполнение приговор о высшей мере наказания, прошло сообщение о выполнении пятилетки «Грознефтью».

Чуть позже газеты разъяснили официальную версию события. «Краснознаменные нефтяники Грозного под руководством партии выполнили пятилетний план добычи нефти в 2 1/2 года, - сообщала «Правда». - Реконструкция нефтяной промышленности встречала отчаянное сопротивление классового врага. Вредители в нефтяной промышленности - Роднинские [так! Правильно - Родненские] и Аккерманы и им подобные - вместе с правыми оппортунистами (выделено мною. - Е. Ю.) всячески пытались затормозить реконструкцию промыслов и заводов. <...> Партийная организация, беспощадно разоблачая оппортунистов, используя преданные слои инженерно-технической интеллигенции, при безграничной поддержке всего грозненского пролетариата обеспечила проведение линии на реконструкцию нефтяной промышленности»¹¹⁶.

В этих условиях политическому руководству, форсировавшему индустриализацию, казалось, что эти «фонтанные» победы -лучшее подтверждение ставки, сделанной несколько лет назад на «коммунистов-хозяйственников».

Упоминание имен «вредителей» в прессе было частью информационной поддержки «антивредительской» кампании, которая теряла смысл, если бы о ней не знало общество. Активно работавший с показаниями нефтяников И. В. Сталин поучал В. М. Молотова, что не стоит делать секретов из показаний «вредителей» и их нужно публиковать, снабжая своими комментариями. Особенно интересными, по мнению вождя, были показания о связи с предполагаемыми интервентами - «англомерзавцами»¹¹⁷. Наиболее «вопиющие» показания рассылались руководителям региональных парторганизаций¹¹⁸; история «вредительских организаций» освещалась на профсоюзных и других собраниях в трестах¹¹⁹.

О «вредительстве», как главном факторе неудач, и «борьбе» с его последствиями активно писал организованный новым начальником всесоюзного объединения «Союзнефть» Г. И. Ломовым информационно-пропагандистский отраслевой журнал «За нефтяную пятилетку». Там фрагменты показаний «вредителей» публиковались с комментариями журналистов в форме статей, печатались и провокационные статьи (которые подводили читателя к вопросу - «А нет ли тут вредительства?»)¹²⁰. С разоблачениями в прессе выступил и новоиспеченный «красный академик» И. М. Губкин¹²¹.

Однако высокие уровни добычи являлись фасадом, за которым скрывалось не столь блестящее положение. Недофинансирование отрасли и форсированная разработка месторождений должны были проявить себя. И это случилось быстрее, чем можно было предположить: уже в «победном» 1931 г. нефтяная промышленность не выполнила план, хотя и показала положительную динамику. Но в 1932 г. добыча нефти упала в абсолютном выражении. Если в рекордном 1931 г. «Азнефть» добыла 13,2 млн т нефти, то в 1932 г. - 12,2 млн т., «Грознефть» - 8,0 и 7,7 млн т, а в целом по отрасли - 22,3 и 22 млн т соответственно (план 1932 г. -26,5 млн т). Положение было бы еще печальнее, если бы не «Майнефть», где нефтяникам удалось вскрыть «свежий» фонтанный пласт, который позволил немного выправить статистику¹²².

Было ли это падение связано с арестами или произошло бы независимо от них?

Еще на заре советского хозяйственного строительства В. И. Ленин высказал фразу, которая раз и навсегда определяла место инженерно-технической интеллигенции в принятии важнейших решений. Комментируя отрицательное отношение инженеров-нефтяников к концессиям, В. И. Ленин в письме Л. Б. Красину писал: «Найдется ли концессионер на этих условиях, это, конечно, «проблематично». Но об этом никто из политиков, не сошедших с ума, не стал бы спрашивать ни Доссера, ни спецов»¹²³. В определении стратегии инженерам отводилась лишь вспомогательная роль. Советская модель управления нефтяной промышленностью, складывавшаяся в течение 1920-х и оформившаяся в 1930-е гг., была ориентирована не на рациональное недропользование, а на максимальное извлечение нефти при минимальных затратах. Это стало основным экономическим критерием разработки месторождений вплоть до 1980-х гг.¹²⁴ В этой модели не было места активной роли инженера, который должен был быть техническим исполнителем плановых заданий.

Арестованные относились к высококвалифицированным специалистам, имевшим, судя по возрасту (см. табл. 1), большой производственный опыт. Их изъятие из отрасли должно было негативно сказаться на общем ходе работ, и инициаторы репрессий прекрасно это осознавали. Вероятно, именно кадровый дефицит обуславливал масштаб репрессий и последующее смягчение приговоров. Государство пыталось максимально использовать лишь «политическую» составляющую вредительских дел: «связь» инженеров с бывшими хозяевами, а через них - с иностранцами-«интервенционистами». Но оно не было готово отказаться от их знаний и опыта, благодаря которым нефтяная отрасль и достигла хороших показателей. В связи с этим все усилия власти были направлены на минимизацию кадровых потерь.

Таблица 1



Рассчитано по: ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 147.

Принципы «карательной политики в мирное время» были изложены Ф. Э. Дзержинским еще в 1923 г. и включали в себя: отмену чрезмерных смертных приговоров, применение принудительного труда, использование для колонизации незаселенных мест лагерей с железной дисциплиной¹²⁵. Стремление получить народнохозяйственную эффективность от деятельности ОГПУ прослеживалось в течение всего десятилетия. В условиях череды «вредительских дел» оно было оформлено 15 мая 1930 г. совместным циркуляром ВСНХ и ОГПУ «Об использовании на производствах специалистов, осужденных за вредительство». 10 июля 1931 г. Политбюро одобрило два подобных постановления¹²⁶.

Через два месяца после приговора нефтяникам, в мае 1931 г., Коллегия ОГПУ приняла одно из решений об изменении первоначального приговора по «нефтяному» делу. Подобные решения принимались в конце 1931 - начале 1932 г. и предусматривали либо перевод реального срока в условный, либо освобождение нефтяников из мест лишения свободы и высылку на оставшийся срок в испытывавшие кадровый голод отдаленные нефтяные регионы. 26 ноября 1931 г. зампред ОГПУ И. А. Акулов информировал И. В. Сталина о том, что в нефтяную отрасль направлено 40 осужденных специалистов¹²⁷.

Последующая судьба фигурантов дела еще нуждается в дополнительных исследованиях. Частично ее раскрывают материалы прокурорской проверки, проведенной в 1989-1992 гг., частично - опубликованные и архивные материалы по истории ГУЛАГа. В соответствии с собранными данными, 16 фигурантов дела оказались в Коми АССР, где с 1929 г. Ухтинская экспедиция ОГПУ готовила освоение нового нефтяного района. Часть осужденных геологов и буровиков, вероятно, уже не нужная следствию, оказалась на Ухте еще до вынесения приговора - в мае-июне 1930 г. Еще 8 человек были направлены в Казахстан, 7 - в Среднюю Азию (Туркмению и Узбекистан), 5 - на Северный Кавказ и Кубань (Грозный и Майкоп), 4 - на Урал, в Сибирь и на Дальний Восток. Большинство осужденных переводилось в разряд вольных, но прикрепленных к производству, то есть они не могли покинуть без особого разрешения места своей ссылки, но по прошествии срока либо даже ранее могли быть освобождены, как «искупившие вину». Как правило, смягчение приговора выносилось в отношении инженеров в возрасте от 40 до 60 лет. Некоторые получали адресные «освобождения». Так, имевшие опыт организации и проектирования крупного строительства А. В. Булгаков и И. Н. Аккерман были направлены: первый - на строящийся нефтепровод Гурьев - Орск, второй -на планируемый к строительству толуоловый завод «Нефтегаз № 2» в Горький. Крупный грозненский энергетик В. А. Шаргин был направлен в Баку, инженер-механик Я. К. Ажоткин - в Подольск, где начиналось производство крекинговых установок. Бывший технический директор «Грознефти» Н. И. Родненский получил назначение на майкопские нефтепромыслы, которые в 1930 г. были выделены из «Грознефти» в отдельный трест «Майнефть». Вероятно, подобные решения были связаны с соответствующими ходатайствами центральных хозяйственных органов и заступничеством политически влиятельных коммунистов-хозяйственников и являлись мерами коррекции курса «большого скачка»¹²⁸. Анализируя причины неудач «Азнефти» в 1932 г., секретарь Закавказского крайкома ВКП(б), бывший до этого одним из руководителей ЗакГПУ, Л. П. Берия в своем выступлении на бакинском собрании партактива одним из условий исправления ситуации назвал «дружную работу старых и новых технических кадров». «И старые и новые технические кадры, -подчеркивал он, - должны под руководством ЦК и БК АКП(б) полностью мобилизоваться на выполнение планов по нефти. Старые кадры должны весь свой богатый опыт сделать достоянием молодых технических кадров»¹²⁹.

В отношении 14 осужденных имеются лишь сведения о приговоре и последующем снижении или снятии оставшегося срока и освобождении, из чего следует, что они отбывали свое наказание в лагерях, возможно, в тех же нефтяных районах.

Шестерым нефтяникам реальный срок заключения заменили на условный и освободили.

Наиболее пострадал от арестов трест «Грознефть», в котором при меньшем числе сотрудников арестованных было больше, чем в «Азнефти» (см. табл. 2). Кроме того, бакинцы получили более мягкие наказания, число приговоренных к расстрелу было минимальным, а число «условников» наибольшим. Некоторые из высланных или даже приговоренных к концлагерю вскоре оказались в Баку и продолжили работу. Вероятно, в подобном развитии ситуации сыграла свою роль различная подчиненность следственных органов, знакомство многих бакинских инженеров с крупными партийными и «чекистскими» деятелями, имевшими закавказские корни и составлявшими господствующую группировку в политической элите страны. Некоторые из осужденных инженеров до революции являлись спонсорами бакинского революционного подполья, что также должно было сказаться на их судьбе¹³⁰.

Таблица 2



Рассчитано по: ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 147.

Число репрессированных в 1929-1931 гг. нефтяников не ограничивалось лишь этими 77-ю. Несмотря на директивы ОГПУ окончить следствие в июне, аресты в нефтяной промышленности проводились до декабря 1930 г., однако их число остается неизвестным. В течение года из нефтяной прессы исчезли имена известных в отрасли специалистов - крупного нефтяника-экономиста, преподавателя Московской горной академии В. И. Фролова и заведующего геологоразведочным бюро «Эмбанефти» С. И. Кузнецова. В сентябре 1930 г. по этому же делу «контрреволюционной шпионско-вредительской организации» в нефтяной промышленности СССР, но в рамках отдельного судопроизводства были арестованы: профессор бывшей Московской горной академии, заместитель директора Научно-технического управления «Союзнефти» Н. Н. Смирнов, заместитель начальника Технико- производственного управления «Союзнефти» А. Ф. Притула, главный инженер Заводского управления «Грознефти» Б. П. Фрадкин. В рамках отдельных следственных дел аресты проводились в «Эмбанефти» и «Сахалиннефти». К августу 1930 г. было «выявлено» несколько шпионско-диверсантских групп, якобы организованных британскими спецслужбами посредством английского концерна «Виккерс», активно работавшем в СССР¹³¹. В результате следственное производство в отношении четырех сотрудников «Грознефти» было выделено из общего «нефтяного дела» и приобщено к делу о шпионаже в пользу этого концерна¹³². 10 октября 1930 г. Политбюро предписало ОГПУ «принять необходимые меры к ликвидации остатков к.-р. вредительской организации» в Майкопе, где случился крупный пожар¹³³. В декабре 1930 г., вероятно, одним из последних был арестован ответственный редактор журнала «Нефтяное хозяйство», бывший помощник товарища министра промышленности и торговли Временного правительства П. И. Пальчинского В. Н. Якубов¹³⁴.

На 1 октября 1929 г. штатное расписание предусматривало для всей нефтяной промышленности СССР 2263 инженера (без техников), фактически их было - 1002¹³⁵. Принимая некоторые поправки к числу осужденных нефтяников, связанные с неполными данными по количеству возбужденных в этот период дел, можно предположить, что число репрессированных в нефтяной промышленности в 1929-1930 гг. составляло 8-10% наличного состава инженеров.

Видимого кадрового провала после арестов 1929-1930 гг. не произошло, хотя общая ситуация с кадрами сохранялась стабильно тяжелая. В известном смысле аресты лишь завершали начатую в 1928 г. ротацию и расчистили площадку для выдвижения на административные должности людей, готовых обеспечивать форсированное развитие отрасли. Потребность в высшем административно-техническом персонале была удовлетворена теми «хозяйственниками», которые успели уже получить образование и опыт практической работы¹³⁶, и остающимися на свободе «спецами». Так, в январе 1930 г. Президиум ВСНХ предписал 10 % штата новых всесоюзных отраслевых объединений занять рабочими-«выдвиженцами», а в феврале были утверждены заместители управляющих трестами, таковыми оставались лишь «партийцы» и бывшие профсоюзные деятели¹³⁷. Кроме того, старое «инженерство» подпиралось молодыми кадрами, которые в ходе кампании «самокритики» жаловались на то, что единственный способ добиться места в аппарате треста - «смерть старого инженера»¹³⁸. Свидетельские показания некоторых «обиженных» молодых специалистов служили частью обличительных материалов, собранных следствием; аресты открывали им путь для карьерного роста.

Осенью 1928 г. Президиум ВСНХ постановил пригласить для работы 100 высококвалифицированных инженеров-нефтяников из США, а Нефтяной директорат Главгортопа начал переговоры о привлечении научно-технических контор и проектных бюро для выполнения проектов в СССР¹³⁹.

Но ни новые руководители, ни старые, уже арестованные, ни, тем более, иностранцы не смогли бы предотвратить падение добычи, корни которого лежали глубже, чем кадровые перестановки. Более того, в начале 1930-х гг. в «Азнефти» были открыты новые месторождения, а на старых - новые глубоколежащие нефтяные горизонты, которые позволяли обеспечивать положительную динамику нефтедобычи без коренных кадровых изменений.

Гораздо более серьезными были последствия для науки и международного обмена информацией. Непоправимой потерей для страны стала эмиграция в 1930-1932 гг. ученых-химиков, связанных с нефтяной проблематикой: академика В. Н. Ипатьева, директора НИИ «Грознефти», профессора А. И. Саханова, химика того же института М. А. Бестужева, бывшего заведующего Центральной химической лабораторией «Азнефти» и консультанта Техбюро «Амторга» В. Л. Шиперовича. Последний в своем прощальном письме жаловался: «Каждое Правительство в культурно-отсталых странах имеет свой громоотвод в виде «врага унутреннего»: при царе был студент и жид, теперь - инженер»¹⁴⁰. Через несколько лет некоторые из этих ученых внесут большой вклад в модернизацию американской нефтепереработки на базе процессов изомеризации и полимеризации¹⁴¹.

Существенно ограничились научные контакты с иностранными учеными. Лежавший в их основе обмен не только экономической, как было в 1921 г., но и научной информацией по мере развития «шпионско-вредительской» истерии получил криминальный подтекст. Так, арестованный геолог «Грознефти» Н. Т. Линдтроп, открывший «водонапорный» режим грозненских месторождений и имевший массу критиков среди ведущих отечественных специалистов, сообщал о своей переписке с иностранными коллегами:

«Если И. Л. Фреу в своих письмах я практически ничего не посылал о производстве, то в письмах к А. Эрни по некоторым вопросам я даже консультировался и не видел в этом ничего предосудительного. Между прочим, после появления книги Герольда [о режимах нефтяных месторождений] я составил было письмо к автору и хотел получить у него консультацию по режимам, но не отправил. В это время были уже арестованы А. В. Иванов и Н. Н. Тихонович, и я думал, что такое письмо может быть неправильно истолковано»¹⁴². Подобная осторожность так и не спасла геолога, которого все-таки обвинили в шпионаже¹⁴³.

Изменялся и качественный уровень контактов. Работавший в Нью-Йорке В. Л. Шиперович уже после «переоценки ценностей» жаловался: «Я не могу равнодушно относиться к тому, как в последнее время пачками посылаются сюда в командировки и на службу бездарности, ничтожные, безграмотные люди, а такие блестящие молодые силы, цвет нашей прикладной науки, как молодой В. Л. Гурвич¹⁴⁴, М. Д. Тиличеев¹⁴⁵ и т. п., имеющие все права на посылку в первую очередь, лишены живительного контакта с заграничными достижениями только потому, что не имеют в кармане партийного билета. Ясно, что если бы подбор командированных диктовался деловыми соображениями, то приезжали бы те, которые подготовлены для усвоения более высокой ступени техники и которые могут вместе с тем с достоинством представлять нашу науку и промышленность, а не служить посмешищем у американцев за спиной Амторга. <...> Вы скажете, что это - исключение, а я скажу, что посылка достойных, подготовленных и честно работающих людей, как Прозументик¹⁴⁶ или Кеворков¹⁴⁷, - еще большее исключение. В большинстве случаев попадают крикуны, имеющие заручку в организациях»¹⁴⁸.

В основной массе командированные за границу производственники и сотрудники отраслевых институтов 1930-х гг. качественно отличались от своих предшественников 1920-х гг., как уровнем технической подготовки, так и элементарными знаниями языков. «Совершенно ненормально положение Ваших командированных, - сообщал в феврале 1932 г. уполномоченный Главтопа НКТП в США Н. В. Ванников об итогах командировки специалистов треста «Нефтезаводы». - Общий срок их пребывания в СШ[А] в четыре месяца сокращен вынужденным ожиданием в Берлине виз, сидением в Нью-Йорке в связи с изучением англ, языка и обучением езде на автомобиле и потерей времени при ожидании разрешения на посещения заводов. Кроме того т. Музыченко, естественно, наиболее подготовленный к изучению переработки в СШ[А], был связан необходимостью передвигаться вместе с т.т. Спиридоновым и Суменковым, совершенно не владеющими языком, и вследствие этого значительную часть своего времени не мог использовать с достаточной продуктивностью»¹⁴⁹.

Безусловно, эти изменения в области обмена информацией не остановили поступательного развития советской науки, но существенно затормозили его. В условиях невосприимчивости мобилизационной экономики к инновациям подобные ограничения превращали техническую отсталость в хроническую. Модернизация промышленности превращалась в пропагандистскую кампанию, в которой большее значение имеет статистика нововведений, чем эффект от их внедрения. «Темпы технической реконструкции промыслового хозяйства за последние годы замедлились, - жаловался в 1936 г. бывший управляющий «Азнефти» А. П. Серебровский. - До сих пор на промыслах осталось то же оборудование и те же методы, которые мы применяли десять лет тому назад»¹⁵⁰. Поставленные на повестку дня еще в конце 1920-х гг. технологии искусственного воздействия на нефтяной пласт, которые представляли собой следующую ступень технологического развития нефтедобычи, так и не были внедрены в 1930-х гг.¹⁵¹; технологии гидрогенизации так и не получили развития в нефтепереработке, даже несмотря на активную помощь заграничной резидентуры НКВД СССР¹⁵².

С начала 1930-х гг. резко усиливается информационная закрытость советской экономики. Нефтяная статистика, в отличие от предшествующего десятилетия, публикуется в минимальном виде. Серьезные экономические дискуссии, сопровождавшие отрасль в 1920-х гг., критические статьи, которые демонстрировали непоследовательность государственной нефтяной политики, ушли в прошлое, оставив за экономической мыслью роль «служанки» пропаганды.

1920-е гг. стали периодом зарождения и утверждения репрессивной политики ВКП(б) как метода решения внешних и внутренних проблем: объяснение неудач происками врагов. Политэкономию зарождающегося сталинизма описал отечественный инженер-металлург с мировым именем В. Е. Грум-Гржимайло в своем знаменитом письме, которое было написано председателю ВСНХ В. В. Куйбышеву после «Шахтинского дела», но в списках и пересказах разошлось по промышленным трестам накануне массовых арестов. В нем ученый писал: «Не признавая своей вины в том, что цены на товар не понижаются, производительность труда не растет, нация не богатеет, <...> большевики стали искать виноватых в своих поражениях и ухватились за проделку шахтинских мазуриков, как за оправдание своих неудач. Они объявили виноватым за поражения на фронте промышленности вредительство всей интеллигенции»¹⁵³.

Сфальсифицированное дело о «вредительстве» в нефтяной промышленности завершилось вместе с общесоюзной кампанией, когда, с одной стороны, инициаторы репрессий добились определенных политических целей (дискредитация правых¹⁵⁴), а с другой - стали отчетливее экономические результаты «большого скачка». В нефтяной промышленности ответственность за неудачи государственной политики легла на служащих бывших нефтепромышленных фирм, а ядром придуманной «вредительской организации» были признаны бывшие служащие крупнейшей нефтепромышленной корпорации «Товарищество бр. Нобель» - наиболее опытная и организованная часть российских инженеров-нефтяников. В основе репрессий лежали ложным образом интерпретированные события: мотивы поступления на советскую службу, получение материальной помощи от бывших работодателей и общение с ними, информационный обмен с иностранцами, экономические диспропорции, технические ошибки и неудачи, связанные с форсированной модернизацией производственных процессов.

Методика ведения репрессивных кампаний оттачивалась в ходе крупных и мелких политических дел начала 1920-х гг., одним из которых стало «Дело нобелевцев» 1921-1922 гг. Ее исходным пунктом являлась дискредитация подследственных в глазах целевой аудитории (политической элиты, обывателя, прессы, дипкорпуса и т. д.), приписывание им наиболее злостных с точки зрения морали преступлений - шпионажа и измены Родине, коррупции с тем, что бы было проще связать с ними реальные провалы в политике и экономике. Полная отработка этой методики завершилась «антивредительской» кампанией рубежа 1920-1930-х гг. и широко применялась в дальнейшем. Неслучайно в период подготовки процесса «Промпартии» Политбюро приняло специальное решение «поставить на суде центральным вопросом показания вредителей о подготовке интервенции»¹⁵⁵.

Опора лишь на свидетельские показания позволяла намечать кандидатов для следующих кампаний за счет лиц, «изобличенных во вредительстве, но пока не привлеченных к ответственности» (такая формулировка и список таковых приводились в конце обвинительных заключений). Когда в 1933 г. власти потребовалось найти очередной «громоотвод», то дело 1929-1931 гг. было «клонировано» в форме «Дела о контрреволюционной вредительской диверсионной и шпионской организации в нефтяной промышленности и системе Нефтеторга». По-прежнему его «эмбрионом» являлась мнимая связь «спецов» с бывшими хозяевами промыслов и заводов, но теперь уже в лице англо-голландского концерна «Shell». При отработанной методике ведения следствия объем показаний подследственных был обратно пропорционален его скорости. Следственные дела «вредителей» 1933 г. в разы тоньше многотомных дел «вредителей» 1929-1930 гг., а следствие занимало всего несколько месяцев. Обвинительное заключение следственного дела 1933 г. также заканчивалось списком «изобличенных, но не привлеченных». Перечисленные в нем лица исчезли в период массовых репрессий 1937-1938 гг.¹⁵⁶ А когда число «классово чуждых» инженеров стало минимальным, репрессии захватили рабочих и, особенно, «партийцев», которые несли ответственность за все происходящее в отрасли наравне со «спецами», но которых следователи словно не замечали в ходе первых репрессивных кампаний. Основной объем дел 1937-1938 гг. составляли не собственные показания обвиняемых, а «обличительные» показания других лиц, также находящихся под следствием или уже осужденных.

Свое прощальное письмо «невозвращенец» В. Л. Шиперович заканчивал словами: «Я не беру на себя смелости говорить о враждебных СССР группировках, я о них понятия не имею, не знаю также, имели ли к таким группировкам какое-либо отношение крупные инженеры, занимавшие в свое время руководящие посты в фирмах; но для меня совершенно ясно, что если это даже так, то в своем слишком далеко зашедшем порыве ложно понимаемой классовой мести Советская Власть отталкивает от себя и уничтожает громадное количество невинных, честных, высоко полезных граждан и делает этим непоправимую ошибку не только моральную, но и деловую. <...> Я ухожу без злобы, но, конечно, с чувством глубокого оскорбления, столь понятного в моем положении человека, выгнанного из своей страны, лишенного своей семьи, круга друзей и любимого дела в ответ на многие годы честной работы»¹⁵⁷.

Евдошенко Юрий Викторович - кандидат исторических наук, редактор исторической литературы ЗАО «Издательство «Нефтяное хозяйство».

---

¹ Дополнение 2 // Как ломали нэп. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928-1929 гг.: в 5 т. Т. 1. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 6-11 апреля 1928 г. М.: МФД, 2000. С. 348.
² Здесь и далее даты арестов даются по: Центральный архив ФСБ России (ЦА ФСБ). Архивно-следственное дело (АСД) Р-45122. Т. 147.
³ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 6. Л. 122.
⁴ О нем см.: Евдошенко Ю. В. Инженер А. В. Иванов - революционер, полярник, «вредитель» // Ветераны: из истории развития нефтяной и газовой промышленности. Вып. 26. М.: «Нефтяное хозяйство», 2013. С. 20-39. 1ШБ: http://оil-industry.ru/HistJourn/index.php
⁵ Параллельно А. И. Белоножкин проходил по делу о вредительстве в металлопромышленности, его «участие» в деле нефтяников должно было демонстрировать сложную систему вертикальных и горизонтальных связей огромной вредительской организации: Нобели - нефтяники; нефтяники -«металлисты» - угольщики и т. д., оформленную осенью 1930 г. в «дело о Промпартии».
⁶ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 42. Л. 406.
⁷ Там же. Т. 35. Л. 391.
⁸ Крупнейшая победа на фронте нефтетранспорта // Нефтяной бюллетень. 1930. № 4. С. 31.
⁹ О нем см.: Евдошенко Ю. В. Ф. А. Рустамбеков - технический директор «Азнефти» // Нефтяное хозяйство. 2011. № 2. С. 124-126. 1ШБ: http://оil-industry.ru/HistJourn/index.php
¹⁰ О нем см.: Евдошенко Ю. В. А. В. Булгаков - строитель первых советских трубопроводов // Нефтяное хозяйство. 2010. № 2. С. 120-122. : http://oil-industry.ru/HistJourn/index.php
¹¹ «Прочитывая показания оговоривших меня лиц, - говорил один из инженеров, - сопровождая это каждый раз требованиями признания и угрозами, Уполномоченный Пурнис, несмотря на мои неоднократные просьбы в течение х/2 мес., не протоколировал моих возражений против этих оговоров»; «Пока мои показания ограничивались моей личностью, мне можно было, не будучи совершенно виновным, принять на себя, в силу известных обстоятельств, самую тяжкую вину, но когда невольно я очутился в роли оговорщика лиц только потому, что они значатся в показаниях Тагианосова или структуре Стрижова, я мириться не мог» (Из жалобы Ф. А. Рустамбекова // ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 63. Л. 84, 88).
¹² ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 100. Л. 1.
¹³ Там же. Т. 44. Л. 269. О нем см.: Евдошенко Ю. В. Н. М. Леднев - исследователь геологии Кавказа, Туркестана и Тимано-Печоры // Нефтяное хозяйство. 2011. № 5. С. 132-134. 1ЖЕ: http://oil-industry.ru/HistJourn/ шЗех.рЬр
¹⁴ См., например: Постановление от 21 марта 1930 г. о переводе И. Н. Аккермана и Б. М. Сажина в Москву по запросу ЭКУ ОГПУ // ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 43. Л. 925.
¹⁵ Обвинительное заключение по делу контрреволюционной, шпионсковредительской организации в нефтяной промышленности СССР. М.: ОГПУ, 1930 // ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 1. Ч. 1. С. 31-32.
¹⁶ Там же. С. 5-6.
¹⁷ Обвинительное заключение по делу контрреволюционной шпионской организации в Азербайджанской нефтяной промышленности. Тифлис: Зак-ГПУ, 1930 // ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 1. Ч. 2. С. 71.
¹⁸ Там же. С. 3.
¹⁹ Никишин А. А. Очерк Бакинского горняцкого движения. 1917-1920 гг. Баку, 1926. С. 7.
²⁰ См., например: Монополистический капитал в нефтяной промышленности России: Документы и материалы: в 2 т. Т. 2. 1914-1917 гг. Л.: Наука, 1973. С. 288-291.
²¹ Никишин А. А. Указ. соч. С. 8.
²² В мае 1918 г. Ленин писал в «Правде»: «Вчера гвоздем текущего момента было то, чтобы как можно решительнее национализировать, конфисковать, бить и добивать буржуазию, ломать саботаж. Сегодня только слепые не видят, что больше национализировали и наконфисковали, набили и наломали, чем успели подсчитать» (Ленин В. И. О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности // ПСС. Т. 36. С. 294).
²³ Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 6880. Оп. 1. Д.4.Л.2.
²⁴ Там же. Л. 25 об.
²⁵ Там же. Л. 14.
²⁶ Там же. Д. 6. Л. 252.
²⁷ Там же. Д.4.Л. 14-14 об.
²⁸ Косторниченко В. Н. К вопросу о национализации отечественной нефтяной промышленности в 1918 г. // Экономическая история. Обозрение. Вып. 10. М., 2005. С. 95.
²⁹ В современной историографии этот факт оценивается по-разному. Автор поддерживает точку зрения А. А. Иголкина о «внеплановости» национализации нефтяной промышленности. См.: Иголкин А. А. Отечественная нефтяная промышленность в 1917-1920 гг. М.: РГГУ, 1999. С. 86. В. Н. Косторниченко оспаривает ее (см.: Косторниченко В. Н. Указ. соч.).
³⁰ РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Д. 6. Л. 252-253.
³¹ Иное толкование съезда нобелевских служащих дано в работе: Князев С. Л. Нефть Татарии: путь к большому будущему. Казань: Татарское книжн. изд-во, 1984. С. 21-22.
³² РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Д. 6. Л. 291-291 об.
³³ Там же. Д. 4. Л. 44.
³⁴ Там же. Л. 87.
³⁵ Там же. Л. 98, 104.
³⁶ Осбринк Б. Империя Нобелей. История о знаменитых шведах, бакинской нефти и революции в России. М., 2003. С. 235-236.
³⁷ ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 183 об.
³⁸ ЦА ФСБ. Ф. АСД Р-45122. Т. 1. Ч. 2. С. 15.
³⁹ Там же. С. 66-67.
⁴⁰ РГАЭ. Ф. 6880. On. 1. Д. 4. Л. 21.
⁴¹ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 99. Л. 52. 3. Н. Доссер в 1918 г. являлся председателем Бакинского совнархоза и одним из инициаторов первой национализации нефтяной промышленности в мае-июне 1918 г.; в 1920 г. он стал председателем коллегии Главконефти ВСНХ (об этом см.: Иголкин А. А. Отечественная нефтяная промышленность в 1917-1920 гг. М.: РГГУ, 1999).
⁴² О нем см.: Евдошенко Ю. В. В. К. Истомин - нобелевский управляющий на службе в ВСНХ // Нефтяное хозяйство. 2012. № 12. С. 136-139. URL: http://oil-industry.ru/Hist_Journ/index.php
⁴³ О нем см.: Галкин А. И. Иван Николаевич Стрижов. М.: Изд. АГН, 1999.
⁴⁴ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 1. Ч. 2. С. 28.
⁴⁵ О нем см.: Евдошенко Ю. В. Н. И. Родненский - технический директор «Грознефти» // Нефтяное хозяйство. 2012. № 2. С. 118-120. URL: http:// oil-industry.ru/Hist_Journ/index.php
⁴⁶ РГАЭ. Ф. 6880. On. 1. Д. 89. Л. 32.
⁴⁷ Декреты Советской власти. Т. 7. М.: Политиздат, 1975. С. 275-277; Т. 8. М.: Политпросвет, 1976. С. 244-245.
⁴⁸ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 86. Л. 41; употребление термина «нобелизация» см.: Б. Л. На конференции ИТС Союза горнорабочих // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1930. № 3. С. 120.
⁴⁹ Ф. Э. Дзержинский - председатель ВЧК-ОГПУ, 1917-1926 гг. М.: МФД: Материк, 2007. С. 258.
⁵⁰ Об этом см.: Селезнева И. Н., Яшин Я. Г. Мишень - российская наука // Вестник РАН. 1994. Т. 64. № 9. С. 821-834. Там же приведена имеющаяся по этой теме литература. О М. М. Тихвинском см.: Матвейчук А. А. Рубежи и миражи профессора Тихвинского // Ветераны: из истории развития нефтяной и газовой промышленности. Вып. 26. М.: Нефтяное хозяйство, 2013. С. 80-100. URL: http://oil-industry.ru/books_detail.php?ID=21288
⁵¹ ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 80 об., 81.
⁵² Там же. Л. 8.
⁵³ Академик В. Н. Ипатьев, в начале 1920-х гг. - член Президиума ВСНХ, указывал на то, что проф. М. М. Тихвинский спрашивал разрешение у В. И. Ленина на получение материальной помощи нуждающимся сотрудникам и получил на это его согласие (об см.: Ипатьев В. Н. Жизнь одного химика: в 2 т. Нью-Йорк, 1945. Т. 2. С. 287-288).
⁵⁴ Имя А. М. Горького, как посредника между Нобелями и их бывшими служащими, фигурировало как в показаниях, так и на судебном процессе нобелевцев в июле 1922 г.; вероятно, сообщения о передаче денег Нобелями через Горького были и в прессе, однако судьи предпочли «замять» его участие в этом деле и на допрос не вызывать.
⁵⁵ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 92. Л. 14.
⁵⁶ ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 228 об.
⁵⁷ Там же. Л. 14 об.
⁵⁸ Приведем отрывок из выступления адвоката Лидова на процессе но-белевцев: «В процессе перед вами будет стоять вопрос, как расценивать все те сведения, какие инкриминируются нашим подзащитным, которые идут за границу. Все эти сведения, передаваемые за границу, являются актом преступным, если они являются секретными, если они лежат в столе заведующего, но здесь теперь нет секрета. <...> Можно ли судить вообще человека, который дает неправильные сведения или он неправильно понимает свои обязанности, если эти сведения открыто печатаются и продаются в ВСНХ. Если эти сведения даются открыто на страницах печати, то это, конечно, имеет огромное значение для настоящего процесса» (Стенограмма судебного заседания Мосревтрибунала по делу нобелевцев 26 июля 1922 г. // ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 28).
⁵⁹ Цит. по: Заключение № 508-в прокурора по Кассколлегии Верхтриб ВЦИК по кассационной жалобе осужденных граждан Гармсена, Зиновьева, Казина и др. // ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Позднее, в 1923 г., также обвиненный в шпионаже заведующий отделом бурения «Азнефти» инж. Я. С. Идельсон, обращаясь к наркому юстиции, доказывал бессмысленность своего обвинения и ссылался при этом на публикуемые начальником треста «Азнефть» А. П. Серебровским отчеты о состоянии Бакинской нефтяной промышленности, которые широко рассылались не только по стране, но и за рубежом. «Ни один инженер, - писал Идельсон, - как бы близко он ни стоял к правлению Азнефти, не в состоянии дать еще какие-то сведения полнее и всестороннее тех, которые помещены в отчетах Серебровского, излагающих все преимущества и дефекты нефтяной промышленности», - писал Идельсон в своей кассации (РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 5. Д. 588. Л. 68).
⁶⁰ ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 18.
⁶¹ Стенограмма судебного заседания Мосревтрибунала по делу нобелевцев 24 июля 1922 г. // ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 19.
⁶² Стенограмма судебного заседания... 25 июля 1922 г. // ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 26.
⁶³ Приговор Московского революционного трибунала по делу нобелевцев // ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1.
⁶⁴ «В средних числах октября м-ца пр. г. ко мне в квартиру пришел неизвестный мне гр-н, - рассказывала А. М. Симонович историю своего “преступления”, - передал пачку денег от находящегося в Ревеле (Эстония) сына моего, вручил при этом несколько записок и другую пачку денег. И просил таковые передать Василию Васильевичу Гармсену. Я прочитала записки, ничего конфиденциального и конспиративного в них не нашла и согласилась взять их для вручения по назначению. После этого неизвестный ушел, а я на следующий день пошла в Райконефть на предмет исполнения поручения. Там я [слово неразб. - узнала?], что Гармсен арестован, пошла домой и никуда больше не ходила. Деньги я оставила у себя. 3 ноября я была арестована и с того времени содержусь под стражей» (ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1. Л. 182 об.).
⁶⁵ РГАЭ. Ф. 3987. Оп. 1.Д. 112. Л. 136.
⁶⁶ Справки о реабилитации находятся в: ЦА ФСБ. АСД Н-1680. Т. 1.
⁶⁷ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 1. Ч. 2. С. 327-332.
⁶⁸ В 1937 г. профессор Московского нефтяного института, бывший заместитель управляющего промыслами Петроградско-Грозненского общества, покинувший в период Гражданской войны Грозный, писал о том времени: «В Грозном, как я сказал выше, я служил у Нобеля. В Баку я ничего не делал и продолжал получать жалование от фирмы. Думая, что революция скоро закончится, [так!] поэтому фирма пыталась меня сохранить у себя» (ЦА ФСБ. АСД Р-9559. Л. 9 об.).
⁶⁹ Бакинская нефтяная хроника. Разное // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1928. № 12. С. 105. Речь идет о переводе выплат пенсий из фонда «Азнефти» в фонд общегосударственного пенсионного обеспечения.
⁷⁰ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 44. Л. 3.
⁷¹ Евдошенко Ю. В. Неизвестное «Нефтяное хозяйство». Очерки по истории нефтяной промышленности СССР и отраслевого научно-технического журнала. М.: «Нефтяное хозяйство», 2010. С. 148-149. ШШ Ьпр:/Дн1-industry.ru/books_detail.php?ID=189056&lang=ru
⁷² Цензовая эмиграция и народное хозяйство Советской России (материал из Инфотдела ЭКУ ОГПУ) // Епихин А. Ю., Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ... С. 461.
⁷³ Шаттенберг С. Инженеры Сталина: жизнь между техникой и террором в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 2011. С. 97-111.
⁷⁴ См., например: Сафронов Е. Д. Становление советской нефтяной промышленности. М: Недра, 1970. С. 132; Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР: в 2 т. Т. 2. М.: Политиздат, 1978. С. 173-174; Епихин А. Ю., Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928). М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007. С. 217.
⁷⁵ Материалы Информационного отдела ЭКУ ОГПУ - Определение, что такое «спец» (по заданию Ф. Э. Дзержинского), [1923 г.] // Епихин А. Ю., Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ... С. 467; Краткий обзор преступлений, совершенных с марта 1921 по ноябрь 1924 г., [не ранее 5 ноября 1924 г.] // Там же. С. 473.
⁷⁶ Павлова Н. Н. Репрессированная интеллигенция: соловецкий извод (1928-1934) // Репрессированная интеллигенция. 1917-1934 гг.: Сб. статей / под ред. Д. Б. Павлова. М.: РОССПЭН, 2010. С. 413-414.
⁷⁷ Трифонов Валентин Андреевич (1888-1938) - видный советский партийный и хозяйственный деятель. Член РСДРП с 1904 г., участник революции 1905 г. и Октябрьского вооруженного восстания. В 1919 г. командир Особого экспедиционного корпуса на Дону, член Реввоенсоветов нескольких фронтов. В 1921-1923 гг. - заместитель начальника ГУТ ВСНХ, председатель правления Нефтесиндиката.
⁷⁸ Богдатьян (Багдатьян) Михаил Саркисович (Сергеевич) (18741922) - инженер, выпускник Харьковского технологического института; за связь с бакинским революционным подпольем в 1904 г. арестован, выпущен, эмигрировал. После амнистии 1905 г. работал в Совете съездов бакинских нефтепромышленников, один из спонсоров большевистской организации в Баку. В период Октябрьской революции и сразу после нее пользовался поддержкой Л. Б. Красина, а через него - В. И. Ленина. В 1920 г. Президиумом ВСНХ был предложен Главконефти в качестве «постоянного консультанта по вопросам нефтяной промышленности». В 1922 г., как организатор частного товарищества, попал в поле зрения ГПУ по подозрению в подкупе чиновников НКПС. За инженера заступались Л. Б. Красин, А. С. Енукидзе, А. П. Серебровский, против него и его защитников резко выступил И. В. Сталин (об этом см.: РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 2. Д. 165. Л. 7; Лубянка. Сталин. С. 60, 63). Был расстрелян.
⁷⁹ Имелись в виду переговоры представителей ГУТ о концессиях, в которых в качестве консультантов участвовали бывшие служащие фирм, в том числе А. И. Цевчинский и Н. И. Стрижов. Показательно, что большинство инженеров в 1921-1922 гг. выступило против крупных концессий в нефтяной промышленности, что и зафиксировано в резолюциях I Всероссийского съезда нефтеработников (Нефтяное и сланцевое хозяйство. 1921. № 9-12. С. 204-206).
⁸⁰ Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 76. Оп. 2. Д. 122. Л. 43, 47, 59.
⁸¹ Там же. Л. 54.
⁸² Ф. Э. Дзержинский - председатель ВЧК-ОГПУ, 1917-1926 гг. М.: МФД: Материк, 2007. С. 263. В этом плане показательна биография секретаря Дзержинского Я. И. Кеппэ (Kenne), который вместе с шефом стал работать в ВСНХ, после его смерти в 1926 г. стал заместителем начальника Административно-финансового управления ВСНХ и ведал вопросами заграничных командировок; в 1928 г. был направлен в трест «Грознефть» заместителем управляющего, в 1930-х гг. возглавлял трест «Сахалиннефть», позднее был репрессирован (о нем см.: Ремизовский В. И. Нефть Сахалина в судьбах: Сб. докум. биография, очерков. Ч. 1. Хабаровск: Дальневост. нар. акад. наук; Приамурск. географ, общ-во, 2001. С. 88-95).
⁸³ Епихин А. Ю., Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928). М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007.
⁸⁴ Так, И. В. Косиор писал Ф. Э. Дзержинскому: «Сейчас, например, много отняло и отнимает время выдвиженство. Публика горячится с этим делом, требует массового выдвиженства, массовой коммунизации аппарата, а коммунизировать в таких размерах не кем. <...> Следует отметить, что РКИ, ревизовавшая в Москве наше представительство, тоже ставит мне в упрек слабую коммунизацию и засилье спецов. Таким образом, обвинение, что я - под влиянием спецов, идет по всей линии. А я не верю в тех кандидатов из партийных, которых мне часто дают, что они способны делать то, что им поручают. Я хлопочу и таскаю к себе коммунистов, сознаю всю трудность управления без достаточного партийного кадра, но как я буду работать с теми партийцами, которые, по-моему, не справляются с делом?» («Самостоятельности нет, а остается на нас ответственность за эту мнимую самостоятельность...». Письма нефтяников 1920-х - начала 1930-х годов // Ветераны: из истории развития нефтяной и газовой промышленности. Вып. 24. М.: Нефтяное хозяйство, 2011. С. 44. URL: http://www.oirindustry.ru/images/books/ veterany-24.pdf
⁸⁵ См., например: Из доклада начальника Главэлектро ВСНХ А. 3. Гольцмана в Политбюро ЦК РКП(б), не позднее 30 июня 1924 г. // Репрессированная интеллигенция... С. 455-468.
⁸⁶ Хлевнюк О. В. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы. М.: ИЦ «Россия молодая», 1993. С. 33; он же. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010. С. 101-102.; Шаттенберг С. Инженеры Сталина... С. 360.
⁸⁷ Центр документации новейшей истории Ростовской области. Ф. 7. Он. 1. Д. 624. Л. 87-88.
⁸⁸ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 23. Л. 113.
⁸⁹ Как ломали нэп. Т. 3. Пленум ЦК ВКП(б) 16-24 ноября 1928 г. М.: МФД, 2000. С. 454.
⁹⁰ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 35. Л. 221-222.
⁹¹ ЦА ФСБ. АСД Р-49379. Т. 2. Л. 109-110; о подобной истории в Берлинском представительстве см.: Миллионный убыток Нефтесиндиката // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1927. № 6-7. С. 94.
⁹² «Самостоятельности нет». С. 30.
⁹³ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 42. Л. 444.
⁹⁴ Историография восстановления отрасли довольно внушительна. Из последних работ см.: Иголкин А. А. Советская нефтяная промышленность. 1921-1928 гг. М.: 1999; Шпотов Б. М. Проблемы модернизации нефтяной промышленности СССР в 20-30-е годы XX века // Нефть страны Советов. М.: Древлехранилище, 2005. С. 192-260; Соколов А. К. Советское нефтяное хозяйство. 1921-1945 гг. М.: ИРИ РАН, 2013.
⁹⁵ Иголкин А. А. Советская нефтяная промышленность... С. 133-154; Иголкин А. А. Нефтяная политика СССР в 1928-1941 гг. М., 2005. С. 26-48.
⁹⁶ Бондаревский Б. М. Нефтяная действительность и дефекты планирования // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1927. № 2. С. 3-4.
⁹⁷ Как ломали нэп... Т. 3. Пленум ЦК ВКП(б) 16-24 ноября 1928 г. М.: МФД, 2000. С. 180-181.
⁹⁸ Максимович Ю. К. Финансовые перспективы нефтепромышленности в 1925-26 г. // Нефтяное хозяйство. 1925. № 10. С. 647.
⁹⁹ Максимович Ю. К. Финансовое положение нефтяной промышленности. Грознефть // Нефтяной бюллетень. 1927. № 23. С. 4.
¹⁰⁰ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 31. Л. 543.
¹⁰¹ [Хроника] Заявление К. А. Румянцева // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1928. № 8-9. С. 110.
¹⁰² ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 77. Л. 51.
¹⁰³ Там же. Т. 23. Л. 269-270.
¹⁰⁴ Там же. Т. 31. Л. 549-551.
¹⁰⁵ Стрижов И. Н. Газовое дело на грозненских нефтяных промыслах // Нефтяное хозяйство. 1926. №. 11-12. С. 702.
¹⁰⁶ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 30. Л. 31.
¹⁰⁷ Схематично режим месторождения определяется характером движущей силы нефти в пласте: либо это - давление растворенного газа (тогда фонтаны быстротечны, как чаще всего было в «Азнефти»), либо - давление подземных вод, подпирающих нефтяную залежь по краям (тогда фонтаны сохраняются длительный период, так чаще всего было в «Грознефти»). Чрезмерный отбор нефти из «фонтанного» пласта ведет к преждевременному проходу воды по наиболее проницаемым участкам и приводит к «запечатыванию» нефти в менее проницаемых участках - целиках - и обводнению добываемой продукции.
¹⁰⁸ ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 45. Л. 375.
¹⁰⁹ Шаттенберг С. Инженеры Сталина... С. 187.
¹¹⁰ Даже находясь в застенках, геолог H. Т. Линдтроп говорил: «Я снова настойчиво призываю к осторожному и более медленному темпу эксплоатации Новогрозненского района. Если же высокие темпы все-таки нужны, и государству в ближайшие годы необходимо из Грозненского района взять большие количества нефти, то это сделать придется, но одновременно с этим следует поставить вопрос о возможности переброски в последующее время на Грозненские заводы (если не выгоднее их вообще закрыть) соответствующего количества нефти из других районов» (ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 22. Л. 153).
¹¹¹ Вот как описал этот момент один из инженеров Туапсинского строительства Ю. В. Мельницкий: «Весьма серьезными моментами, глубоко отразившимися на ходе работ строительства, а также и на технике всех его участников, это были: комиссии РКИ под председат. т. Викснина и чистка аппарата зимой 28/29 г., на значении коих я считаю необходимым остановиться подробнее, может быть, мои соображения по этим вопросам будут полезны для дальнейших обследований подобного рода и выводов из них. Комиссия Викснина приехала в Туапсе вместе с Краевой рабочей контрольной комиссией в половине апреля 1928 г., когда весь состав строительства, окрыленный успехами предыдущего года, готовился к разворачиванию работ этого года с еще более повышенным темпом. При других условиях, я убежден, что обе комиссии пришли бы к совершенно иным выводам, чем к тем, которые мы услышали. Это объясняется тем, что в этот момент было в самом разгаре Шахтинское дело, был провозглашен лозунг - ”самокритики” и была дана директива подходить к инженерно-техническим работникам с ”здоровой” критикой. В то же время на большом рабочем собрании т. Викснин окрестил нас строителей громогласно - ”Сукиными детьми”. Немудрено, что после всего этого взбудораженная и встревоженная рабочая масса, по-своему понявшая провозглашенные лозунги, стала пользоваться ими совсем не в том направлении, как это следовало бы для пользы дела. Дисциплина резко упала, десятники и техники боялись делать замечания рабочим, отчего ухудшилось качество работ и производительность труда. Комиссия РКК [Рабочая контрольная комиссия] была засыпана горой заявлений от рабочих о замеченных ими дефектах в строительстве. В то же время Комиссия Викснина занялась, главным образом, не текущими вопросами строительства, а выяснением вопросов о правильности самой идеи постройки завода в Туапсе, выбора места под отдельные сооружения, надежности их, порядка и законности утверждения смет и чертежей с проектами, достаточности геологического обследования района и т. п. Выводы, к которым пришли обе комиссии, не были нам сообщены заблаговременно и мы услышали их впервые уже на широкой рабочей конференции, когда не было ни времени, ни возможности представить свои документальные возражения» (ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 35. Л. 33-34).
¹¹² К критике заводского строительства Азнефти // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1928. № 8-9. С. 4. См. также: Заявление М. В. Баринова об Азнефтестрое // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1928. № 11. С. 93.
¹¹³ Циркуляр № 223/ЭКУ, 23 августа 1928 г. // Епихин А. Ю., Мозохин О. Ю. ВЧК-ОГПУ... С. 495-496.
¹¹⁴ ЦА ФСБ. АСД Р-49379. Т. 1. Л. 8-9.
¹¹⁵ В материалах по реабилитации указано, что в отношении помощника главного инженера «Азнефтестроя» по экономическим вопросам М. И. Иванова и главного бухгалтера «Азнефти» Э. М. Ливенталя «сведений о приведении в исполнение этой меры наказания не имеется» (ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 147).
¹¹⁶ Битеряков И. В боях за черное золото // Правда. 1931. 25 сентября. С. 3.
¹¹⁷ Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. 1925-1936 гг.: Сб. док. М.: Россия Молодая, 1995. С. 216-217.
¹¹⁸ Например, в архивах Волгограда отложилась коллекция документов из описываемого здесь «дела нефтяников», хотя напрямую этот регион никакого отношения в то время к нефтяной промышленности не имел (сообщено B. Н. Косторниченко).
¹¹⁹ Б. Л. На конференции ИТС Союза горнорабочих // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1930. № 3. С. 118-120.
¹²⁰ Евдошенко Ю. В. Неизвестное «Нефтяное хозяйство». С. 158-159; Тих-ов Н. Откуда прорывы в заводском строительстве Грознефти // За нефтяную пятилетку. 1930. № 6-7. С. 17; Скороходов А. Ликвидируем последствия вредительства в нефтяной промышленности // Грозненский нефтяник. 1931. № 6-7. С. 21-26.
¹²¹ Губкин И. М. Сорвать строительство нефтяной промышленности вредителям не удалось // Известия. 1930. 25 ноября.
¹²² Основные показатели нефтепромышленности СССР за 1932 г. // Нефтяное хозяйство. 1933. № 1. С. 78.
¹²³ Письмо о нефтяных концессиях // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 42. С. 335.
¹²⁴ Крылов А. П., Глаговский М. М., Мирчинк М. Ф., Николаевский Н. М., Парный И. А. Научные основы разработки нефтяных месторождений. М.; Л.: Гостоптехиздат, 1948. С. 64-66; о критике советских концепций разработки нефтяных месторождений см.: Заключение Миннефтепрома СССР по материалам акад. А. П. Крылова. Для служебного пользования. 1980 г. (Личный архив профессора Г. Г. Вахитова); ГЦелкачев В. Н. История управления разработкой и история разработки нефтяных месторождений СССР и России. М.: Нефть и газ, 1998; Вахитов Г. Г. Полвека отечественной нефтедобычи: от взлета к падению // Нефть страны Советов. М.: Древлехранилище, 2005. C. 491-571.
¹²⁵ Ф. Э. Дзержинский - председатель ВЧК-ОГПУ, 1917-1926 гг. М.: МФД: Материк, 2007. С. 491.
¹²⁶ Хлевнюк О. В. Хозяин. С. 88-89.
¹²⁷ Лубянка. Сталин. С. 287.
¹²⁸ Хлевнюк О. В. Хозяин. С. 89.
¹²⁹ Цит. по: Баринов М. В. Итоги первой пятилетки и задачи Азнефти в 1933 году // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1933. № 2. С. 18.
¹³⁰ Об этом см.: Островский А. В. Кто стоял за спиной у Сталина? СПб.: ИД «Нева», 2002.
¹³¹ Записка В. Р. Менжинского и А. Л. Молочникова И. В. Сталину о деятельности «Интеллидженс-Сервис» // Лубянка. Сталин. С. 250-251.
¹³² ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 1. Ч. 1. С. 316.
¹³³ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 33.1ШБ: http://sovdoc.rusarchives.ru (дата обращения 4 июля 2013 г.).
¹³⁴ Евдошенко Ю. В. В. Н. Якубов - первый редактор журнала «Нефтяное хозяйство» // Нефтяное хозяйство. 2010. № 9. С. 124-126. Ш1Е: tp:// oil-industry.ru/Hist_Journ/index.php
¹³⁵ Ванников Н. В. Современное состояние и пятилетка роста инженернотехнических кадров нефтяной промышленности // Нефтяное хозяйство. 1930. № 4. С. 525.
¹³⁶ В 1929-1930 гг. предпринимаются экстренные меры по обучению «хозяйственников» на краткосрочных курсах или без отрыва от производства, назначению на производственные должности студентов старших курсов и ускорению выпуска молодых специалистов из втузов. Подобные меры будут предприниматься и в первой половине 1930-х гг.
¹³⁷ РГАЭ. Ф. 7735. Оп. 1. Д. 7. Л. 11, 49, 51.
¹³⁸ Положение молодых инженеров в Азнефти // Азербайджанское нефтяное хозяйство. 1928. № 6-7. С. 111.
¹³⁹ О приглашении иностранных специалистов // Нефтяной бюллетень. 1928. № 19. С. 15; № 20. С. 15; О пополнении инженерных кадров иностранными специалистами // Нефтяной бюллетень. 1928. № 23. С. 2-3. Эта тема остается до сих пор неразработанной в историографии советской нефтяной промышленности.
¹⁴⁰ «Самостоятельности нет». С. 31.
¹⁴¹ Матвейчук А. А. Химия как образ всей жизни // Нефть России. 2012. № 11. С. 116-117; Евдошенко Ю. В. А. Н. Саханов - директор НИИ «Гроз-нефти» им. И. В. Косиора // Нефтяное хозяйство. 2011. № 10. С. 124-126. 1ШБ: http://oil-industry.ru/Hist_Journ/index.php
¹⁴² ЦА ФСБ. АСД Р-45122. Т. 31. Л. 504-505.
¹⁴³ О нем см.: Евдошенко Ю. В. Н. Т. Линдтроп - открыватель водонапорного режима в Грозном // Нефтяное хозяйство. 2010. № 6. С. 124-126.1ЖЕ: http://oil-industry.ru/Hist_Journ/index.php
¹⁴⁴ Гурвич Вениамин Львович (1898-1956) - советский химик, специалист в области нефтепереработки, сын известного российского химика-органика Л. Г. Гурвича, кандидат технических наук. В 1921 г. окончил Азербайджанский гос. университет, работал в Центральной химической лаборатории «Азнефти», один из конструкторов советской трубчатой печи для получения масел в условиях вакуума; в начале 1930-х гг. - в Центральном институте авиационных топлив и масел (ЦИАТИМ), некоторое время был начальником опытно-экспериментального цеха; с 1940 г. - в Московском нефтяном институте (МНИ) им. И. М. Губкина.
¹⁴⁵ Тиличеев Мстислав Дмитриевич - советский ученый, специалист в области нефтепереработки. В 1923 г. окончил Московский университет, работал в Центральной лаборатории «Грознефти» под руководством А. Н. Саханова, в соавторстве с которым написал одно из первых советских исследований по крекингу «Крекинг в жидкой фазе» (1928). Работал в крекинговом отделении ГрозНИИ, некоторое время возглавлял его; с начала 1930-х гг. - в Москве, работал в ЦИАТИМ, затем во Всесоюзном научно-исследовательском институте по переработке нефти. Преподавал в МНИ им. И. М. Губкина.
¹⁴⁶ Прозументик Роберт Самуилович - инженер, с 1923 г. работал на нефтеперегонных заводах «Азнефти», в начале 1930-х гг. несколько раз был в США, в 1935 г. возглавил НПЗ им. Сталина в Баку, опубликовал несколько книг об американском оборудовании и технологиях нефтепереработки, до апреля 1937 г. - управляющий трестом «Азнефтезаводы». Арестован и, вероятно, расстрелян.
¹⁴⁷ Кеворков Христофор Эммануилович - инженер, специалист в области нефтепереработки. В начале 1930-х гг. вернулся из США, в 1932-1936 гг. возглавлял крекинг-завод в Грозном, в 1937 г. был управляющим трестом «Нефтепроект», в том же году был назначен главным инженером - начальником Заводского отдела Главнефти НКТП СССР. В декабре 1937 г. был переведен в трест «Грознефтезаводы». По данным К. И. Джафарова, был арестован НКВД и осужден на 8 лет лагерей, вернулся в Грозный в 1948 г. (Джа-фаров К. И. История Грозненских нефтяных промыслов. М.: Газойл-пресс, 2010. С. 262).
¹⁴⁸ «Самостоятельности нет». С. 28-29.
¹⁴⁹ РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 396. Л. 88.
¹⁵⁰ РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 1. Д. 85. Л. 473.
¹⁵¹ Евдошенко Ю. В. Неизвестное «Нефтяное хозяйство». С. 208-235.
¹⁵² Мелия А. А. Мобилизационная подготовка народного хозяйства СССР. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С. 229-297.
¹⁵³ Шишкин В. А. Русская техническая интеллигенция и свертывание нэпа (трагическая судьба члена-корреспондента РАН В. Е. Грум-Гржимайло) // Деятели русской науки Х1Х-ХХ веков. Вып. 2. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. С. 146.
¹⁵⁴ Любопытно, что до сентября 1930 г. тема внутрипартийной борьбы не присутствовала в показаниях арестованных инженеров, но в период раскручивания дел «Трудовой крестьянкой партии» и «Промпартии» (лето-осень 1930 г.) она нашла свое отражение в показаниях. «Особенно были сильны надежды на раскол в партии, - говорил в октябре 1930 г. арестованный Б. П. Фрадкин. - Всякое выступление Троцкого, правых - приветствовалось» (ЦА ФСБ. АСД Р-40225. Т. 34. Л. 48). Также в показаниях появляется отсутствовавшая ранее связь нефтяников-«вредителей» и «Промпартии». Например, арестованный в сентябре 1930 г. проф. Н. Н. Смирнов уже обозначался не только как член «вредительской организации» нефтяников, но и «Промпартии» (ЦА ФСБ. АСД Р-41182. Т. 20. Л. 7).
¹⁵⁵ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 53. 1: http://sovdoc.rusarchives.ru (дата обращения 4 июля 2013 г.).
¹⁵⁶ О деле нефтяников-«вредителей» 1933 г. см.: Евдошенко Ю. В. Неизвестное «Нефтяное хозяйство». С. 161-167.
¹⁵⁷ «Самостоятельности нет». С. 31.

Просмотров: 3639

Источник: Ю. В. Евдошенко. Дело нефтяников-«вредителей» 1929-1931 гг. и судьбы нобелевских служащих в СССР. К вопросу о генезисе «экономической контрреволюции»//Экономическая история : Ежегодник. 2013. - М. : Политическая энциклопедия, 2014. С. 331 - 389

statehistory.ru в ЖЖ: