Семейная жизнь великого князя Михаила Александровича и его жены
Когда все, то есть очень немногие, уже знали о грядущем отречении наверное, то столь же определенны были и в том, что будет оное в пользу Алексея при регентстве Михаила. Конечно вплоть до совершеннолетия Цесаревича. Такой вариант ничем не угрожал Династии, ведь сын не откажется исполнить волю отца, а регенства и вовсе не бежишь, ни по родственности племяннику Алеше, ни по долгу и присяге династическим.
По данным Рузского еще 1 марта Николай подготовил телеграмму, впрочем неотправленную:
"В тяжелую годину ниспосланных тяжких испытаний для России мы, не имея сил вывести Империю из тяжкой смуты, переживаемой страной перед лицом внешнего врага, за благо сочли, идя навстречу желаниям русского народа, сложить бремя врученной нам от Бога власти. Во имя величия возлюбленного русского народа и победы над лютым врагом призываем благословение Бога на сына нашего, в пользу которого отрекаемся от престола нашего. Ему до совершеннолетия регентом назначаем брата нашего Михаила Александровича".
Уверенность стала вполне определенной, когда в середине дня 2-го Марта Государь принес Рузскому еще две телеграммы. Первая председателю Государственной Думы:
«Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего Михаила Александровича. НИКОЛАЙ»
Вторая – генералу Алексееву:
«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ».
Наконец, в депешах генералов с разных фронтов оговаривался именно вариант передачи власти Алексею.
Даже приехавшие вечером думцы, Гучков и Шульгин, определенно предполагали именно такой вариант. Однако именно они услышали иное - из протокола совещания Николая с представителями Гос. Думы:
Его величество: «Ранее вашего приезда и после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы, я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России, я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучаться с ним я не могу».
Член Г[осударственного] с[овета] Гучков: «Мы учли, что облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти». (ГАРФ, Ф 601. Оп. 1. Д. 265. Л. 66–67.)
Камер-фурьерский журнал от 2-го марта 1917 года
Ответ Гучкова ясно показывает – чего они ожидали. Но так или иначе, ночной, окончательный текст отречения, был составлен в пользу Михаила. Что же за полдня могло переменить столь серьезное и заведомо продуманное решение? В дневнике самого Николая ничего об этой перемене, а в дневнике Марии Федоровны, приехавшей в Ставку 4-го Марта лишь подчеркивается естественность такого хода:
4/17 марта 1917 г. ...в 12 часов прибыли в Ставку в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции... Горестное свидание! Он открыл мне свое кровоточащее сердце, оба плакали...
Бедный Ники рассказал мне обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять все с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию; затем — чтобы спасти страну — предложил образовать новое правительство и... отречься от престола в пользу своего сына (невероятно!) Но Ники, естественно, не мог расстаться со своим сыном и передал престол Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он... подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении.
(ГАРФ. Ф.601. Оп.1. Д.1297. Л.131-135.)
Один из возможных факторов к перемене преемника приведен в книге начальника охраны царя – А.И. Спиридовича:
С.П. Федоров [врач при Николае и Алексее, 1869-1936] пошел к Государю и вот какой произошел у них разговор, как передавал мне лично Сергей Петрович летом 1918 года.
На слова удивления по поводу отречения, Государь сказал. — «Вы знаете, Сергей Петрович, что я человек — «тэрр а тэрр». Это было сказано по-французски. Я, конечно, не смотрел на Распутина, как на святого, но то, что он нам предсказывал — обычно сбывалось. Он предсказал, что если Наследник проживет до 17 лет, то он совершенно выздоровеет. Правда ли это? Будет наследник здоров или нет?» Сергей Петрович отвечал, что чудес в природе не бывает. Наука же говорит о болезни Наследника следующее: «Может быть Его Высочество проживет и дольше, чем мы с вами, Ваше Величество, но может и умереть каждую минуту от самой простой незначительной случайности. Таково свойство его болезни».
Государь стал говорить, как он будет жить с Наследником после отречения. Сергей Петрович высказал сомнение, чтобы новое правительство согласилось на оставление Алексея Николаевича в семье Государя и высказал предположение, что, по всему вероятию, ему придется жить в семье регента — В. К. Михаила Александровича. Государь выразил крайнее удивление, что это может случиться и затем решительно заявил, что он никогда не отдаст своего сына в руки супруги Великого Князя, причем выразился о ней очень резко. [Курсив мой].
На этом разговор и окончился. Расстроенный, с глазами красными от слез, Сергей Петрович вернулся в свой вагон и сказал кое-что из своей беседы с Государем и о его твердом решении отречься. Но самому С. П. Федорову было уже ясно, что Государь откажется от престола и за сына, чего свите, конечно, он не счел возможным сообщить.
(Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг. — Нью-Йорк, Всеславянское Издательство, 1960-62. (1, 2 книги — 1960, 3 книга — 1962) ).
Возникает естественный вопрос – почему столь резко вспылил Николай?
Жена Михаила - женщина с пятью именами и тремя мужьями. Наталья Сергеевна, урожденная Шереметьевская, по первому мужу Мамонтова, по второму мужу Вульферт, по третьему мужу Брасова. Титуловалась - графиня Брасова, княгиня Брасова и светлейшая княгиня Романовская-Брасова. Имеется довольно литературы о Брасовой, ее браках и детях (См. напр. Википедию).
Волею судеб наша семья была знакома с Натальей еще с конца 19-го века и здесь лишь средствами семейных хроник дадим штрихи к реальному портрету. Отчасти такая попытка уже состоялась (см. Б.С. Стечкин «Подходит крейсер – неизвестно какой» // Природа, 2009, №7.)
Вера Николаевна Абрикосова (в замужестве Шилова) была однокашницей и подругой Натальи еще с гимназической поры и свои дружеские отношения они поддерживали вплоть до отъезда последней в эмиграцию. В семейном архиве сохранились материалы, отражающие эти отношения. Приведем некоторые из них с минимальными комментариями.
В.В. Кандинский(?) и его ученица, В.Н. Абрикосова, Тарасовка, 1895-1896.
Жених, впрочем тоже из купеческой среды, но уже полностью отдавшийся науке, мягко назидал невесте из Германии, где стажировался у Оствальда:
В Вашем письме меня заинтересовал один вопрос, о котором я с удовольствием поговорил бы с Вами серьезно, если только он не представляет случайного оборота речи. Вы пишите: «протанцевала до 7 часов утра, было очень весело, мне хотелось бы знать, как Вы на это смотрите».
Прежде всего в этих словах я вижу громадную искренность: Вам было весело и Вы прямо говорите это, а так как своим удовольствием Вы решительно никому не принесли вреда, то нужно быть остолопом (pardon за выражение), чтобы позволить себе осуждать, как Вы это, по-видимому, думаете. Что же касается моего личного мнения, то, если оно Вас, действительно, интересует, то я охотно скажу его Вам откровенно, но предупреждаю, что оно касается лично меня и я не только его никому не навязываю, но буду рад от души, если Вы будете спорить и докажете мою неправоту. По моему, как в выборе дела, так и в выборе удовольствия, человеком должно руководить сознание, что он не только не пожалеет проведенного времени, но и вспомянет его добрым словом, что дело даст желанное удовлетворение, а удовольствие принесет отдых и оставит приятное впечатление; сколько раз ни приходилось мне бывать на разных вечерах и балах, в громадном большинстве случаев я скучал и удирал, поэтому – и только поэтому – я предпочитаю доставить себе более приятное времяпрепровождение, когда чувствую потребность в отдыхе и имею на него право.
Апрель 1897 года, Москва. Свадьба В.Н. Абрикосовой и Н.А. Шилова. Стереофотографии Шилова.
1903-1904. Прогулка в Петровском парке, В.Н. Шилова, Н.С. Мамонтова, С.И. Мамонтов, К.Н. Игумнов, Н.А. Шилов. Стереофографии Шилова.
Мамонтов, Игумнов, Н.С., В.Н.
Сидит Н.С., стоят Игумнов и В.Н.
Мамонтов, В.Н., Н.С., Игумнов
Игумнов и Мамонтов были музыкальными деятелями, так что период первого брака для Натальи был «музыкальным».
Н.С. Вульферт между вторым (В.В. Вульферт) и третьим (М.А. Романов) мужьями
В 1910 году у Натальи и Михаила родился сын Георгий. 13 ноября 1910 г. российский император подписал Указ Правительствующему Сенату, который не подлежал обнародованию. В нем предписывалось: “Сына состоявшей в разводе Наталии Сергеевны Вульферт, Георгия, родившегося 24 июля 1910 года, всемилостивейше возводим в потомственное дворянское Российской империи достоинство, с предоставлением ему фамилии Брасов и отчества Михайлович”.
Лето 1911 года проводили в имении Брасово. Приезжали в гости Рахманиновы. (См. «Брасовский альбом».) Вместе с сестрой Натальи, Ольгой, ездили в гости к Шиловым в их подмосковную Прусы близ Пушкино. Дом строил Шехтель.
Прусы, В.Н., Наталья, Ольга. Стереофотография Шилова.
В следующем, 1912 году выехали за границу, где бежав надзора русской полиции, сочетались церковным браком. Последовала бурная переписка (см. Октябрь, 1998, №11), итогом которой стало решение проживать за границей. 15 декабря 1912 г. царь подписал Указ Правительствующему Сенату о передаче в опеку имущества Михаила Романова, а 30 декабря с него были сняты обязанности “правителя государства”, которые ранее возлагались на великого князя до совершеннолетия цесаревича Алексея в случае кончины Николая II. Великий князь Михаил Александрович был вынужден жить со своей семьей за границей как частное лицо. В конце концов обосновались в Англии, что устраивало, особенно Михаила, бывшего «англоманом».
Венчальный Лист Михаила и Натальи
Летом 1913 года в Англии побывала мать Михаила, Мария Федоровна. Она писала Николаю II: «Миша приехал в Лондон и оставался несколько дней с нами… Я была счастлива увидеть, что он остался таким, каким всегда был: милый, добрый и даже более ласковый, чем когда-либо … Бедный Миша! Ужас как грустно думать, что он, такой милый и честный, попал в такие когти, потому что она никогда его не отпустит от себя. Моя единственная надежда, что она ему надоест, дай Бог!» [Возможно Михаил приезжал в Москву на празднования 300-летия Дома Романовых, но это судя лишь по нечетким кадрам кинохроники торжеств. Вообще, к сожалению, некоторые дневники Михаила пока недоступны.]
Обосновавшись в поместье Knebworth House, к северу от Лондона, вели жизнь нескучную. В архивах поместья хранятся некоторые материалы о том периоде. Здесь впервые воспроизводим один из них.
С мая 1914 года Н.А. Шилов работал в Лаборатории Резерфорда в Манчестере, ожидая приезда в начале июля Веры со старшей дочерью Ириной. Причем в письме предупреждал:
«По твоим письмам боюсь, что ты увлекаешься туалетами. Не советую этого. Помни, что надо сделать минимум. Наталью все равно не перещеголяешь и ничем не удивишь. Чем ты будешь проще в туалетах, тем ты больше подчеркнешь нежелание тягаться с другими и лезть не в свои сани. Минимум необходим, но и только. Не больше».
Они остановились у Наташи с Михаилом и вместе с удовольствием проводили время в прогулках, разъездах на авто, познавательных экскурсиях и веселых пикниках. Гостеприимные хозяева присмотрели себе новое поместье на следующий год и вместе ездили его осматривать. И Михаил, и Шилов были заядлыми и вполне опытными фотографами и много снимали, так что в семейном архиве остались фотографии обоих.
Как конкретно текли дни, видно из записной книжки Н.А. Шилова за 1914г.
Июль [даты по новому стилю]
18. В 10 ч. у. встретились с Верушей и Ириной. Быстро доехали до Лондона. На автомобиле в Knebworth.
20. Приезд в Knebworth Карсавиной и певиц.
21. Зоологический сад.
22. Cambridge с Шлейфер и Ириной. Отлично прокатились. Праздество в Knebworth. Призы, песни. Очень мило и непринужденно.
23. Oxford на автомобилях. Красивая дорога.
24. Лондон. По улицам с Ириной. Магазины с Шлейферами.
25. Кэмбридж с Натальей Сергеевной и Шлейферами.
26. Виндзор на автомобилях. Осмотр дворца.
27. Knebworth. Отъезд Шлейферов. Прогулка и теннис.
28. Лондон. British museum. По улицам.
29. Knebworth. Отъезд Добровольской. Поездка в dogcart.
Но увы, мирное житье кончилось… Началось хлопотное, трудное и опасное возвращение домой, в Россию.
30. Лондон. Хлопоты с билетами. Тревога с войной.
31. Knebworth. Напряженное состояние.
Август
1. В автомобиле в Bowness. Громадный переезд, добрались ночью.
2. Тревожные вести. Ночевка в Манчестере. Война России и Германии.
3. Возвращение в Knebworth. Путь в Россию отрезан.
5. Объявление войны Англией. Подъем духа.
6 – 10. Knebworth. Поглощены известиями о войне и о вариантах возврата.
11. Лондон. Встреча с Устинов[ым]. […]нее решение. Телеграмма Вер. Ник. и их решение.
12 – 14. Сборы и споры. Молебен.
15. Отъезд в New-Castle в 2 часа. Роскошные вагоны, торжественные проводы. В 9 час. вечера в N.C. Масса русских. Пароход Venus. Маленькое суденышко. Бой за каюты. Проверка паспортов. Отъезд в 12 час. ночи. Всех загнали внутрь. Прожекторы. Мины. Покачивает.
16. Открытое море. Качает. Ира молодцом.
17. В 4 утра остановлены крейсером. Не знаем какой. Волнение. Радость, что английский ( Thesens?). Спустили шлюпку, в нее посыпались матросы с поясами и вооруженные. Строгие, серьезные лица. Офицер [2]. Пробыли 5 минут; тронулись. Через час показался другой корабль, повернулся к нам носом. Новые волнения. Оставил в покое. Видели еще 5 крейсеров. В 12 час. вошли в фиорд. В 2 подошли к Бергену. Шлялись по городу. Типичный, мирный, уютный. [Пока подходил крейсер, Наташа вилкой на какой то серебряной посуде в кают-компании нацарапала: Подходит крейсер, неизвестно какой]
18. Берген. Прогулка. Дивный вид на фиорд. Поездка на авто вдоль фиорда. Отъезд 6 часов. Дорога изумительной красоты. Дикая и суровая природа.
19. Христиания. Шлялись по улицам. Мало характерно. Поездка на гору в авто. Чудный вид на город и фиорд. Широко. Отъезд вечером.
20. Стокгольм. Большой, красивый город. Поездка на авто. Отъезд в 6 час. Вагон-салон.
21 Поезд. Леса необозримые. Вроде Yellowston’a. Широкие реки. Затмение.
Встреча с Schmidt, Шишковским, Aro… и A…Вечером от Boden’a экстренный поезд – 2 вагона.
22. Субб. В Karungi конечный пункт железной дороги. Станция в пустынной унылой местности.
Гранитный пограничный столб. Без формальностей. Торнео. Завтрак. Все власти на ногах. Паром. Экстренный поезд. Отъезд в 4 часа.
23. Проснулся в Хапамяхах. Торжественная встреча в Улеоборге. Ночью Белоостров и приезд в Петербург.
24. Петербург. Визит к Шлейферам. Прощание и всей комп. вечером с Устиновыми в Москву.
25. Приезд в Москву.
Возвращение по такому маршруту называли тогда «северным коридором». Многих русских застала война в Европе и разными маршрутами, сливаясь в большие людские потоки, направлялись они домой. Так, в Стокгольме скопилось их довольно много, и иные почти без средств. Тогда Мария Федоровна оплатила их проезд по железной дороге, через Торнео.
Из дневника Николая. 11/24-го августа. Понедельник.
Отличный летний день. Погулял. Принял Григоровича, Горемыкина и Кривошеина. После прогулки в 4 ч. отправился с Мари и Анастасией на моторе на Елагин к Мама. Пил у нее чай с Ксенией. В это время вошел Миша, вернувшийся вчера ночью из Англии тоже через Норвегию и Швецию на Торнео. Радостно было встретиться! Вернулся в Ц. С. с ним. Он обедал у нас.
С этим возвращением связана одна тайна. По семейным сказаниям Михаил встречался с королем Швеции Густавом 5-ым, но по предположению Спиридовича, он перед выездом из Англии повидался 13 августа с королем Английским – Георгом 5-ым (В недавно вышедшей книге Розмари и Дональд Кроуфорд. "Михаил и Наталья", М.: 2013, подтверждается ссылками на дневник Георга 5-го факт встречи Михаила с королем Георгом именно 13 августа). Из записей Шилова видно, что в Стокгольме они пробыли лишь один неполный день, и Королевский Архив Швеции не подтверждает такой встречи, которая, конечно, могла носить совершенно частный характер. Перед войной Германия сильно давила на Швецию, обещая даже ей Финляндию за участие на своей стороне. Поэтому основания для свидания были и очень серьезные.
Началась жизнь российская, для кого военная, для других обыкновенная. В отличие от Европы, где прониклись геополитической значимостью войны и ее исходов, в России к ней относились, как к большой, но исторически очередной военной кампании. Даже волны патриотизма не достигали уровня всенародной ответственности. Бытовая сторона жизни менялась почти незаметно, исподволь, как бы украдкой.
Натали с Михаилом устроились в Гатчине. Он занимался делами военными со своей Туземной (Дикой) дивизией; подолгу был на фронтах и армиях, лишь изредка появляясь в столицах, аккуратно вел дневник и старался регулярно писать теплые письма. Она же заботилась домашним бытом и в Гатчине и в любимом имении Брасово, и несколько раз приезжала к нему «на войну». Сохранившаяся переписка может поведать о бытовых обсуждаемых вопросах: присылка фотографий от хорошего мастера, смена автомобилей, покупка нового жилья и мебелей к нему, новая обстановка в любимом Брасове, о приглашении туда хорошего художника – и действительно, остались очень хорошие картины интерьеров брасовского дома. В общем, нормальная спокойная жизнь среды несколько выше среднего уровня. Оживления наступали с приездами мужа. Он появлялся с помощниками, адъютантами, начиналось активное приятное времяпрепровождение, охота, прогулки, выезды, визиты, небольшие приемы и просто гости.
Шилов так описывал одно такое развлечение в письме к Вере Николаевне:
…ездил на весь день в Гатчину к Наталье, да вчера вечером был приглашен к Шлейферам по случаю его дня рождения – немного кутнули. Наталья очень любезна, особенно у себя в Гатчине. Там была М.В. Шелапутина и Павел Трескин. Он нарядился кабардинцем, обвесился кинжалами и всякой всячиной. Но при его физиономии и фигуре не стал похож на кавказца, хотя и убежден в этом. Мы все ездили на автомобиле кататься по «зверинцу», там гуляли. День выдался очень хороший и я с удовольствием провел его вне города.
В начале 15-го года Шилов был в командировке в Петрограде, а Михаил оказался в Гатчине. И Шилов заехал к ним. Там были еще и Вяземские, все вместе поехали кататься – кто верхами, а кто в санях. Это аккуратно в своем дневнике записал Михаил и потом прислал карточки.
Н.А. Шилов, Н.С. Брасова и княгиня А.Г. Вяземская в гатчинском Зверинце 6 января 1915г., фото М.А. Романова (снимал с лошади)
Временами удавалось бывать в Москве, тогда подружки старались повидаться.
В.Н. Шилова и Н.С. Брасова, фото М.А. Романова, возможно, это их последнее совместное фото.
Видимо в одной из таких встреч Натали презентовала подруге сувенир в память о том, что им вместе пришлось пережить по пути из Англии.
Бонбоньерка уцелела, пережила войны и революции – немой свидетель непростого времени.
Примерно с середины войны отношения Наташи и Михаила стали несколько трансформироваться, это видно по письмам. Но вопрос их сохранения заместился вопросом сохранения жизней. У нее получилось.
Её муж, Михаил Александрович Романов, был арестован 7 марта 1918 года по постановлению Гатчинского совета, в связи с тревожной обстановкой и возможным наступлением немцев на Петроград. Был сослан в Пермь, где его убили местные большевики в ночь с 12 на 13 июня 1918 г.
Наталья Сергеевна Брасова после эмиграции из России жила в Париже, продавая те драгоценности, которые смогла вывезти с собой из Советской России; под конец жизни уже в большой бедности, без денег. Умерла от рака в благотворительной больнице Laennec в Париже 26 января 1952 года.
В 1918 году писатель А.И. Куприн претерпел недолгое заключение в ЧК за публикацию своего фельетона "Великий князь Михаил Александрович", в котором дал следующее общественно психологическое представление Михаила (Цит. по: А.И.Куприн "Пестрая книга. Несобранное и забытое. Сост. и автор комментариев Т.А. Кайманова. Пенза, 2015. ):
У меня не имеется никаких поводов питать к великому князю Михаилу Александровичу личную приязнь. Однако, я должен указать, что Михаил Александрович обладает необычным благородством. Он не властолюбив, не эгоистичен, не двуличен, мягкосердечен, необычайно добр и сострадателен. Еще очень давно я заинтересовался моментальным фотографическим снимком, где тогдашний великий князь был схвачен во время <нрзб > скачки, на очень трудном препятствии. И с тех пор все, что мне о нем приходилось слышать или читать, как-то невольно задерживалось у меня в голове и укладывалось там на определенную полочку.
Его брак с любимой женщиной, которая никогда не могла сказать словами покойного* недурного поэта К.Р. «что царская во мне струится кровь». Этот брак у многих еще жив в памяти. Михаилу Александровичу пришлось тогда, принимая во внимание его все-таки исключительное положение, – перенести настоящее мученичество. Он испытал угрозу лишения титула и высылки за границу и действительную ссылку в армейский полк. А он на это отвечал: «А я все-таки люблю, и вы со мной ничего не поделаете». На войне он зарекомендовал себя человеком стойкой храбрости: без тени рисовки, суетливости или задора. Всадники его дикой дивизии титуловали его «ва, султаном», «ва, падишахом», но, конечно, на «ты», а за глаза звали – «наш джигит Миша».
Обладая обыденным, но прямым и здоровым умом, он никогда не дилетантствовал ни в музыке, ни в поэзии, ни в истории, ни в военном искусстве. Все его сослуживцы, с которыми мне приходилось встречаться – солдаты и офицеры – отзываются о нем, как о человеке чрезвычайно вежливом и внимательном, светлом и простом в отношениях, добром товарище и хорошем строевом офицере. Его обычная скромность часто граничит с застенчивостью. Он нежно, без усилий, любит всех детей, любит цветы и животных. Он прекрасный семьянин. Вот и весь узенький круг его жизненных радостей. Он необыкновенно щедр и не отказывает ни в одной просьбе, помогая в нужде широкою рукою не только деньгами, но и другим, более тугим капиталом – личным влиянием. А главное – он совсем, окончательно, бесповоротно, безнадежно болен полным отсутствием властолюбия. Живя постоянно в Гатчине, но не видев до сих пор ни разу Михаила Александровича в лицо, я был почти свидетелем той беспредельной радости, которая им овладела, когда он узнал, что вместе с рождением Алексея от него отошла необходимость быть наследником. Тогда счастье, переполнявшее его, так и хлестало наружу, потому что он всех вокруг себя хотел видеть счастливыми в эти дни.
Его отказ в 1917 г. от принятия власти без воли народа звучит достоинством, спокойствием и любовью к родине. Мне говорят, что он продиктован Керенским. Форма – может быть, смысл – нет. Он, вероятно, охотно в силу естественного влечения, отказался бы тогда от всякой формы власти, как и от всяких титулов и всевозможных будущих благ, если бы это не было в его тогдашнем положении малодушием, граничащим с трусостью. А вот скажите вы мне, многие ли из тех, что довели Россию, – допустим из чистых идейных побуждений, – до черной гибели: найдут в себе мужество, отказавшись от власти, признаться: «Простите нас, мы ошиблись».
Просмотров: 18779
statehistory.ru в ЖЖ:
