Репортаж из Арзамаса-16 середины 1990-х
---
– Какая ты изящная! Твоя старшая сестричка-первенец по сравнению с тобой уродка. Дальше, что ни сестренка – топ-модель.
Обращаюсь к сопровождающему: «На Москву одной хватит?»
– Хватит. И на область останется, – следует ответ.
– Я много повидал музеев оружия. Этот, в Арзамасе-16, уникальный. В нём образцы атомного оружия отечественного производства. На стенах фотопортреты создателей так называемых «изделий». На груди у каждого высшие награды СССР. У некоторых по две и по три Звезды Героев Социалистического Труда. Для меня узнаваемы лишь трое. Трижды Герои Социалистического Труда – академики Игорь Васильевич Курчатов, Юлий Борисович Харитон и Андрей Дмитриевич Сахаров. И то – известность Сахаров сначала получил как правозащитник, а не как автор основополагающих идей создания термоядерных зарядов. На других портретах – звезды невидимой галактики – строго засекреченной. Будь они механизаторами или футболистами, о них слагали бы песни и снимали фильмы. На портретах наша сборная в атомной игре с США. За океаном им противостояла сборная мира. У американцев было большое преимущество. Во времени и в финансах. После изнурительной Второй мировой войны наша страна не имела передышки. Сразу, без паузы, началась атомная гонка. Виртуальная война в головах политиков, ученых, а у военных – на стратегических картах. Позже, уже в 1988 году, Андрей Дмитриевич Сахаров скажет: «Я и все, кто вместе со мной работал, были абсолютно убеждены в жизненной необходимости нашей работы, в ее исключительной важности… То, что мы делали, было на самом деле большой трагедией, отражающей трагичность всей ситуации в мире, где для того, чтобы сохранить мир, необходимо делать такие страшные, ужасные вещи».
В 1945 году над Хиросимой и Нагасаки вспыхнули два искусственных солнца. Заокеанские ястребы пугали Москву и другие города СССР такими же испепеляющими взрывами. Ведь у американцев к тому времени уже имелось шесть атомных бомб.
«Все государственные награды создателям атомной бомбы. Мы откроем Курчатову все кредиты, но строго с него спросим», – слова Сталина – закон, руководство к действию. И давали кредиты. И строго спрашивали. За атомный проект сначала отвечал Вячеслав Михайлович Молотов. Но с ним дела шли туго. Затем Сталин поручил руководство проектом Лаврентию Павловичу Берии. С ним работа пошла эффективнее.
Среди ветеранов-атомщиков вспоминается зловещий юмор тех времен. Будто бы Л.П. Берия распределял награды следующим образом. Кому в случае неудачи уготован расстрел, а при успехе – звание Героя. Рангом пониже – неудача грозит максимальным тюремным заключением, а при успехе – орден Ленина. И так далее по нисходящей.
И страна встала на дыбы. Лозунг – как во время Великой Отечественной – любой ценой!
Всё начинали с нуля. У тоталитарного режима, как мы теперь называем своё прошлое, имелись свои плюсы. В нужный момент в нужном месте страна концентрировала свои силы и крушила любые преграды.
Для проекта привлекались самые талантливые и самые работоспособные умы страны.
Но отставание слишком серьезное – четыре года!
Когда в 1949 году в СССР, взорвали первую атомную бомбу, у Америки имелось уже 235 ядерных зарядов. Когда мы сделали 150 атомных бомб, в США это количество перевалило за две тысячи. В то время другого диалога между сверхдержавами, как с позиции силы, не велось.
А чем противостояние закончилось? Данные на 1986 год. У США 23 410 атомных боезарядов. В России – 45 000. Вот после чего заговорили о военном паритете.
РФЯЦ - ВНИИЭФ. Российский федеральный ядерный центр - Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики
Мы с оператором Владимиром Авдеевым приехали в Арзамас-16 одними из первых представителей СМИ. Середина девяностых. Приватизация, ваучеры, рынки на стадионах, ООО вместо детских садов… и прочая. Разрешение на съемку в секретной зоне подписал сам председатель КГБ. Так что отношение к нам было без лишней опеки и весьма доброжелательное. Но ощущение, что мы на другой планете, нас не покидало. Да и к ученым такого направления прессу никогда не подпускали.
– Если мы вас не покажем по телевидению, – обращаюсь к ученым, – кто о вас будет знать?
Того государства, которому вы служили, – нет.
Учёные слушают с пониманием. «Может, и правду говорят телевизионщики? То, что творится в стране, понять невозможно».
– Рыночные отношения не для нас, – сетует академик Юрий Александрович Трутнев. – Мы особая зона. Можем работать только на госзаказ. А то, что нам предлагают, – стриптиз.
На столе у Главного конструктора толстая книга размером с энциклопедический словарь: «Атомные секреты США». Интересуюсь: «А в Лос-Аламосе у Главного лежит на рабочем столе такая же, но с другим названием – «Атомные секреты СССР?»
Главный улыбается: «Лежит. У нас имеется ее перевод».
– На каком уровне происходит утечка секретов?
– Иногда на самом высоком.
– Когда за атомный проект отвечал Берия, такое имело место быть?
– Думаю, нет. Государственные тайны у нас соблюдались строжайшим образом.
Теперь несколько по-иному.
В кабинете макеты баллистических ракет. Они похожи на многоголовых сказочных драконов.
– Как долго продержится атомное оружие? Может пора учёным попугать нас чем-нибудь новеньким?
Главный: «Боюсь, что с атомной бомбой нам жить еще лет пятьдесят. Атомная бомба – грязное оружие. Но благодаря ей вот уже полвека нет мировых войн. Никто не хочет самоубийства.
В служебной «Волге» вместе с Ю.Б. Харитоном едем мимо «Красного дома» Саровской пустыни.
– Это бывшая гостиница, выстроенная в начале двадцатого века к приезду царя. После того как царица искупалась в святом источнике, она родила наследника. До того, как известно, у нее были четыре дочери.
Неподалеку от монастырских строений – родник, из которого черпал воду святой Серафим Саровский. За пределами зоны, в Дивеевском монастыре, хранятся его мощи. Наша съемочная группа съездила туда и поклонилась мощам. После революции 1917 года мощи были утеряны. Когда Саров стал федеральным ядерным центром, пророчество Серафима «Я воскресну» как будто сбылось. Мощи были найдены с помощью учёных-атомщиков и возвращены с триумфальными почестями в Арзамас-16.
– Красивое вы выбрали место для сверхсекретного объекта. Таких реликтовых сосен, как здесь, я нигде в России не видел.
– Место выбрано по рекомендации Бориса Львовича Ванникова. Первого руководителя ядерной отрасли СССР. Впоследствии трижды Героя Социалистического Труда. Во время войны здесь находился маленький заводишко по производству мин. После 1945-го он простаивал. Мне понравился выбор. Близко к Москве – всего 500 километров. Место глухое. На границе с мордовским заповедником. На площади в сто квадратных километров нам предстояло построить экспериментальную и производственную базу. Специалистов отбирали по всему Союзу. Они становились и добровольными, и не совсем затворниками сверхсекретного города.
В музее галерея портретов. Я обратил внимание на годы жизни ученых. Мало кто из них дожил до заслуженной пенсии. Их жизнь, как у комет стремительная, яркая и короткая. Например, у Николая Леонидовича Духова. Трижды Героя Социалистического Труда. Как много сделано этим человеком за свои шестьдесят лет. Начинал инженером в 41-ом, затем стал Главным конструктором «Танкограда» в Челябинске. Создатель тяжелых танков. Его ИС-2 завоевал славу самого грозного тяжелого танка Второй мировой войны. С 1947 года – конструктор ядерных боезарядов в Арзамасе-16. Активный участник первых атомных испытаний.
Еще пример. Яков Борисович Зельдович. Выдающийся физик-теоретик. Трижды Герой Социалистического Труда. Его вклад в создание атомного оружия был так велик, что на Западе считали фамилию Зельдовича аббревиатурой целой группы ученых. Не верилось, что сделанный им объем работы под силу одному человеку. И так можно говорить о каждом. Сколько портретов – столько примеров.
Юлий Борисович Харитон вспоминает: «Вот сейчас много пишут и говорят о том, что советская разведка будто бы достала нам готовые чертежи первой атомной бомбы. Мы ни в коем случае не умаляем вклад разведки, но наша наука не ждала готовых решений извне, шли своим путем. Я вам приведу такой пример. Мне как-то на стол положили расчёты водородной бомбы, сделанные американским физиком Эдвардом Теллером. Проработав документы, я сказал: «Или это дезинформация, что не исключалось, или Теллер просто ошибается. В 1993 году патриарх атомных проектов США приезжал к нам в Арзамас-16 и признался мне, что в первых расчетах водородной бомбы он ошибался. Как известно, мы первыми провели испытания водородной бомбы».
Мы с группой ученых стоим возле домика, где живет Юлий Борисович. Мимо нас с охапками свежескошенной травы проходят мужчина и женщина. Здороваются.
– Между прочим оба доктора наук, – говорит им вслед Юрий Александрович Трутнев. – Он хороший физик. Трава для своих козочек.
– А у нас у всех своя живность, – улыбается академик Павловский.
– Если куры академика Кочерянца забредут в огород академика Негина. Как преодолеть такой бытовой конфликт? На ученой деятельности это сказывается? – спрашиваю я.
– Иногда возникают непреодолимые конфликты между нами, –смеется Павловский.
– Раньше под каждой дверью круглосуточно дежурили охранники. Сейчас этого нет, – вступает в разговор начальник режима. – Хотя зона закрытая, но уже и у нас случаются квартирные кражи. Город-то разросся.
Думаю, но не решаюсь высказть вслух: «А что если это следствие криминальных рыночных отношений, для которых закрытая зона научного города не преграда?».
– Если, не дай Бог, бомба попадет в руки террористов? – обращаюсь к генерал-лейтенанту, академику, Герою Социалистического Труда, одному из главных конструкторов ядерных боеприпасов Евгению Аркадьевичу Негину.
– В бомбу можно стрелять, жечь на костре, бить кувалдой – она не взорвется. У бомбы много степеней защиты. Страшно другое. Если у террористов окажется специалист-ядерщик.
– Я обратил внимание: в туалете над унитазом в стене вмурована табличка – «Служебные разговоры не вести!». Как в таких засекреченных условиях можно было что-то создавать?
– А вы знаете, такая строгость иногда упрощала бумажную волокиту. Скажешь сотруднику – сделай то-то, а он не просит в ответ: «Дайте письменное распоряжение, издайте приказ». Работали на доверии и добивались фантастических результатов.
– Как вы стали затворником закрытой зоны? Добровольно или нет?
Академик Самвэл Григорьевич Кочарянц, главный конструктор ядерных боеприпасов, дважды Герой Социалистического Труда, улыбается:
– Меня насильно сюда перевели.
– Сколько у вас орденов Ленина?
– То ли пять, то ли шесть. Я их не считал. Надевать некуда. Тут все свои.
Академик Павловский ведёт нас по подземному переходу мимо наглухо закрытых металлических дверей. Открываем одну из них и входим в помещение, заставленное приборами и опутанное проводами.
– Это мой рабочий кабинет, – поясняет академик, – наверху официальный, но там не дают сосредоточиться.
– Что это у вас за авангардистская скульптурная композиция посреди комнаты?
– Это энергетическая установка. Идея Андрея Дмитриевича Сахарова. Поиски нового вида энергии. В данный момент я над этой проблемой сейчас работаю.
Невидимый град Саров, по-другому Арзамас-16, был государством в государстве. Со своей границей и контрольно-пропускным пунктом. Таким он остаётся и сейчас. И будет до тех пор, пока существует атомное оружие.
В следующий раз, когда мне довелось побывать в Арзамасе-16, четыре из пяти академиков, сильно повлиявших на мое мировоззрение и кругозор, ушли из жизни. Они покоятся все в той же закрытой зоне, на кладбище, которое сами же в шутку прозвали Арзамасом-17.
Просмотров: 15401
statehistory.ru в ЖЖ:
