Экономические аспекты коллективизации и «раскулачивания» на Урале: агрегированные данные и первичные материалы с мест
Сегодня вопрос о предпочтительном пути развития деревни и, следовательно, о социальной политике на селе, известный еще с 1880-х гг. как спор между марксистами и народниками, прочно вошел в число наиболее обсуждаемых не только в рамках конкретной научной парадигмы, но и на уровне широкой общественной дискуссии, стал «полем битвы» за умы и души сограждан**1. Точкой отсчета в новейшем дискурсе о сильных индивидуальных и коллективных хозяйствах принято считать коллективизацию сельского хозяйства СССР, обусловившую последующее «раскулачивание»2 крестьян, которое логично вписывается в историю изучения феномена сталинизма. Помимо перекачки средств из деревни в город и получения средств на проведение индустриализации, коллективизация значительно усилила миграцию населения из деревни в город и способствовала ликвидации имущественной дифференциации крестьянства, инструментом проведения которой выступало «раскулачивание».
За восемь десятилетий развития историографии по различным аспектам политики «раскулачивания» сложилась обширная и весьма разнообразная литература, написаны сотни исследований. Современный постсоветский период изучения данной темы сопровождается обращением к вопросу цены за проведенную индустриализацию — экономической, человеческой, нравственной, — а также расширением и углублением проблематики «раскулачивания» и разработкой новых аспектов, таких как: репрессивная политика и ее последствия, принудительный труд и ГУЛАГ, судьбы бывших «социально враждебных элементов», проблемы продовольственного обеспечения спецпереселенцев и пр.
В то же время, несмотря на появление большого числа работ по коллективизации и «раскулачиванию», описывающих масштабы кампаний, количество жертв, кризис на селе на макроуровне, данные с мест по указанной теме остаются малоизученными. Один из важнейших вопросов в этом смысле — выяснить, кто подпадал под «раскулачивание» в действительности, поскольку по материалам, агрегированным на уровне республики, это понять невозможно. И именно этот вопрос решается в данной работе. Задача исследования — определить имущественный статус «раскулаченных» крестьян и выяснить, в какой мере они были «кулаками», т. е. соответствовали прописанным в советских нормативно-правовых актах параметрам «раскулачивания». Отсутствие исследований на предложенную тему объясняется большим объемом и кропотливостью архивных изысканий на местах.
Важно также отметить, что, несмотря на мировой экономический кризис, обрушивший цены на хлеб, и голод 1932-1933 гг., унесший жизни миллионов человек3, СССР в 1930-х гг. продолжал экспортировать зерно, изъятое у крестьян, как это показано на диаграмме 1.
Рисунок 1
Диаграмма 1: объем экспортируемого СССР хлеба в зерне, тыс. тонн
Так, по сравнению с 1929 г. в 1930 г. на порядок возрастает объем экспортируемого хлеба в зерне: со 178 тыс. тонн до 4765 тыс. тонн4. И если для 1930 г. эти цифры можно объяснить небывало высоким урожаем, то уже в 1931, 1932 и 1933 гг., когда экспорт составил соответственно 5057, 1728 и 1686 тыс. тонн5, эти показатели объясняются чрезвычайно возросшей «хлебной» нагрузкой на крестьянство.
Критерии «раскулачивания» и следование им на практике. В Постановлении СНК СССР от 21 мая 1929 г. «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс законов о труде» указывалось, какие хозяйства следует считать «кулацкими».
«Кулацкими» считались те хозяйства, которые попадали хотя бы под один из следующих показателей:
• если хозяйство систематически применяет наемный труд;
• если в хозяйстве имеется мельница, маслобойня, сушилка и другие промышленные предприятия при условии применения в них механического двигателя;
• если хозяйство систематически сдает внаем сложные сельскохозяйственные машины с механическими двигателями;
• если хозяйство сдает внаем отдельно оборудованные помещения под жилье или предприятие;
• если члены хозяйства занимаются торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством или имеют другие нетрудовые доходы (в том числе служители культа).
Эти расплывчатые признаки были немного скорректированы при разработке Закона о едином сельскохозяйственном налоге на 1930 г.6 Позже ЦИК и правительство предприняли попытку по-новому определить признаки «кулацких» хозяйств, но, по свидетельству М. И. Калинина, она не увенчалась успехом, так как «старые признаки кулачества почти отпали, новые не появлялись, чтобы их можно было зафиксировать»7, то есть всех, кого можно было «раскулачить», уже «раскулачили», остальные не подходили по установленным признакам, что, впрочем, не мешало проведению кампании.
В Постановлении СНК от 21 мая 1929 г. указывался и предельный размер дохода, облагаемого единым сельхозналогом, ниже которого хозяйство не считалось «кулацким». Это 300 руб. на едока, но не более 1500 руб. на хозяйство.
Следует отметить, что в 1929 г. еще действовал закон, разрешающий аренду земли и применение наемного труда. Его отмена состоялась только через более чем полгода — согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и борьбе с кулачеством». Это постановление предписывало «отменить в районах сплошной коллективизации действие закона о разрешении аренды земли и о применении наемного труда. Исключения из этого правила в отношении середняцких хозяйств решаются РИКами под руководством и контролем ОКРиков». Из этого следует, что, во-первых, как минимум на семь месяцев (с 21 мая 1929 г. по 1 февраля 1930 г.) советское государство объявило само себя вне закона, а во-вторых, «исключений», как показывают архивные материалы, не было.
Произошло это потому, что, как отмечает Т. И. Славко8, позднее перечень признаков неоднократно дополнялся: сначала к пяти имевшимся признакам добавили еще два: 1) аренду земли, садов и виноградников, 2) эксплуатацию окружающего населения путем дачи работ на дом при наличии промпредприятия или сдачи в аренду этого предприятия, — а затем, в 1931 г., право на дополнение перечня этих признаков было предоставлено СНК облисполкомам9. Среди других «дополнительных» признаков отметим «факт ликвидации хозяйством кулацких признаков с целью избежать индивидуального обложения, а также вложение в сельское хозяйство доходов, полученных от торговли, подрядов, промышленных предприятий или от других нетрудовых источников с 1 мая 1928 г.»10.
Таким образом, налицо ситуация с неполнотой спецификации или размыванием прав собственности11, как сказали бы неоинституционалисты. Более того, эта ситуация существенно усложнялась расщеплением прав собственности12, поскольку крестьяне не могли в полной мере реализовать свои права по владению землей в связи с монополией государства на ее распределение.
Другой вопрос — а были ли крестьяне, которых «раскулачили», действительно богатыми? Так, наличие проданного трактора и 150 шт. овец подтверждалось очень оригинальным способом: уверениями и подписями граждан деревни Покровка в том, что они все это имущество видели13. Впрочем, подобное было в порядке вещей: так, в качестве основания занесения в списки «раскулаченных» выступали ФИО свидетелей14 совершенных «злодеяний». Нехарактерный штрих времени: даже сотрудник ИЦ ГУВД Челябинской области отмечает, что «тут широко постарались доносчики, люмпены и просто озлобленные люди, пропившие и прогулявшие свою трудовую совесть»15.
Как отмечается в Закрытом письме ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного движения в связи с борьбой с искривлениями партийной линии»: «Политика ликвидации кулачества как класса нередко на практике проводилась в целях дележки имущества (курсив мой. — А. Р.), а не в связи с действительными успехами коллективизации подавляющей массы крестьянских хозяйств»16.
По оценкам Н. А. Ивницкого, к началу 19,32 г. именно Урал был самым крупным районом спецпоселений17, что объясняет целесообразность его исследования. Здесь было сосредоточено 37,2% «кулацкой ссылки». Интересно, что до 1933 г. спецпереселенцы почти полностью состояли из «раскулаченных» крестьян, и лишь затем в их составе появилась сравнительно небольшая примесь в лице других категорий18.
При этом ГУЛАГ являлся неотъемлемой и, безусловно, значимой частью советской экономики. Согласно Постановлению СНК СССР «О мероприятиях по проведению спецколонизации в Северном, Сибирском краях и Уральской области» (август 1930 г.), труд заключенных стал использоваться постоянно.
В результате же эксплуатации принудительного труда спецпереселенцев Уральской области только в 1930-1931 гг. была получена прибыль в размере 2 млн. руб. Экономия достигалась не только за счет несправедливой оплаты труда, но являлась также следствием полного игнорирования властями жилищно-бытовых проблем спецпереселенцев.
«Рабовладение» на Урале принимало промышленные масштабы. Людей, как скотину, передавали из одной организации в другую для производства работ на предприятии, причем оформлялось это все «генеральным договором о передаче» — Уральский областной отдел труда передал Уральскому горно-металлургическому тресту («УРАЛМЕТ») 7500 семей «кулаков»: «“УРАЛМЕТ” настоящим договором считает сего числа принятым от Уральского областного отдела труда ориентировочно семь тысяч пятьсот (7500) кулацких семейств, временно расселенных: шесть тысяч (6000) семейств в Надеждинском районе Нижнетагильского округа и тысячу пятьсот (1500) в Чусовском, Пашийском и Теплогорском районах Пермского округа»19. При этом вводится термин «хозяйственное освоение спецпереселенцев»20.
Для упорядочения использования труда спецпереселенцев на основании постановления СНК СССР от 1 июля 1931 г. вводится система договоров хозяйственных организаций с органами НКВД. Смысл этих договоров заключался в том, что организация труда и быта спецпереселенцев возлагалась на организации, использующие их труд, содержание отделов спецпоселений и спецкомендатур производилось за счет пятипроцентных удержаний с заработка спецпоселенцев. К середине 1930-х гг. система договоров в основном устоялась21.
О размахе же кампании по сбору сельхозналога на Урале в целом бесстрастнее всего говорят сухие цифры общей статистики: так, совокупный сельхозналог по Уралу (с единоличных хозяйств и колхозов) составил в 1932 г. 503,6 млн. руб., из них с колхозов — только 121,5 млн., а 382,1 млн. руб. приходилось на единоличные хозяйства. Чтобы понять тяжесть для последних налогового бремени, достаточно сказать, что эта цифра была сопоставима с отчислениями от прибыли всех уральских предприятий тяжелой промышленности (388,3 млн. руб.) за тот же период. Неудивительно, что ожидаемое исполнение сельхозналога на 1933 г. составило уже 763,3 млн. руб.22 — гигантская в ценах того времени сумма. А самообложение, изначально составлявшее 35% от суммы сельхозналога, но затем повсеместно увеличенное волевым решением местных властей, только в 1932 г. на Урале принесло в местные бюджеты сумму в 485,3 млн. руб., что значительно больше, чем все местные налоги и сборы (420,5 млн. руб.23). Несложно представить, насколько выгодным для государства являлось фактическое ограбление деревни.
Объясняются эти цифры тем, что для «кулацких» хозяйств налоговым законодательством 1931 г. устанавливалась специальная шкала доходов с резко выраженной прогрессией. Об этом свидетельствуют данные в приведенной ниже таблице:
Таблица 1
Зависимость процентной ставки обложения от уровня дохода для «кулацких» хозяйств24
Однако было бы целесообразно рассмотреть, насколько зажиточными были «раскулаченные» крестьяне. Осуществить это можно с помощью методов дексриптивной статистики при анализе созданной автором базы данных «“Раскулаченные” крестьяне Южного Урала (1930-1934 гг.)» (БД «РКЮУ»), которая является единственным информационным хранилищем, объединяющим все известные и доступные нам на сегодня персональные данные на 1461 «раскулаченную» семью Южного Урала с полным описанием имущественного положения из восьми архивов Челябинской области25.
Социальный портрет крестьян, «раскулаченных» на Южном Урале. Важно отметить, что, поскольку климатогеографические и этнографические границы исследуемого региона не совпадают с административно-территориальными, под «Южным Уралом» в данном исследовании подразумевается историко-экономический регион26, занимавший в начале 1930 г. территорию трех округов Уральской области, а именно: Златоустовского (территория — 16,6 тыс. км.), Троицкого (43,0 тыс. км.) и Челябинского (28,2 тыс. км.)27. Существуют различные варианты определения экономико-географических границ Южного Урала, связанные, в частности, с включением или не включением в его состав Аргаяшского кантона, который в составе Уральской области являлся анклавом Башкирской АССР, но ядро из трех указанных округов при этом остается неизменным. Территорию рассматриваемых округов можно увидеть на карте.
Рисунок 2
Южный Урал в составе Уральской области, 1929 г.28
Рассмотрим сделанную нами естественную выборку по БД «РКЮУ» в статистическом разрезе, представленном в приведенной ниже таблице, где курсивом выделены доминирующие значения (абсолютные или относительные) различных атрибутов и их доля в выборке.
Таблица 2
Наиболее часто встречающиеся значения основных атрибутов в БД «РКЮУ»
Исходя из данных нашей выборки, мы можем реконструировать социальный портрет «раскулаченных» крестьян Южного Урала, представленный в следующей таблице:
Таблица 3
Реконструкция социального портрета «раскулаченных»- крестьян Южного Урала (1930-1934 гг.)
Отметим, что «противников советской власти» было действительно много, и это неудивительно, учитывая самоубийственную для страны политику большевиков в деревне. Так, в письме информационного отдела ПП ОГПУ по Уралу ответственному секретарю Свердловского окружкома ВКП(б) Семерикову об анонимке в селе Никольском Сысертского района (17 января 1930 г.) приводится следующий текст анонимного послания: «Письмо. С[ель]совету, Председателю, секретарю провалиться всем на свете. Одумайтесь, не мучьте народ. Дело лучше пойдет, не мучьте, не зорите, вам лучше будет, а нам дождаться только войны <...> Советская власть доведена до конца, теперь бы только дело о войне, и готово дело. Вы не думайте, что пойдем защищать советскую власть, сроду нет, не будем. Власть для нас враг немаленький, лучше некуда, только до войны дело питаем, разве легко вы думаете народу переносить такие тягости, никуда не годно <...>.
Стращайте скорее народ, скорее война будет, мы ее ждем, как красного солнышка в окошечко. Какую мы увидим радость, волю, свободу, а это не свобода, а мученье, разорение, что за жизнь, хоть в гроб живой ложись. Этого и будет, сколько угодно, повешают сами себя от этой разорительной жизни. Никто не напасет лишнего <...> не пустят лишнего скота, ну тогда тоже нечего у мужика будет взять, а вы тоже не наживете. Чего делаете. До чего доводите. А если организуется колхоз, дело любезное. Кто идет, так он пусть и живет, сам наживает. Мы вас не задевали <...>
Проклинать станем Советскую власть. Хорошего ничего не дала, а только разорила народ до конца хуже старого права, скажем крепостного. Насилуйте. Силой к острогам»32. (Подписи нет.)
До какой же степени ожесточения нужно довести русского крестьянина, человека совершенно мирного, чтобы он страстно желал войны, только чтобы избежать менее привлекательной перспективы быть подопытным кроликом в априори антинаучном, антисоциальном и жестоком эксперименте?
Прокомментируем наиболее часто встречающиеся основания к выселению и причины лишения избирательных прав в нашей выборке характеристики «эксплуатация батраков» и «эксплуатация с/х машин».
Парадокс времени: разрешив в годы нэпа использовать наемный труд, советская власть запретила его в дальнейшем. Как результат — численность наемного труда в Уральской области, согласно выполнению пятилетнего плана, упала в 1930-1933 гг. с 82,7 млн. до 70,7 млн. душ и с 13,7 млн. до 13,2 млн. душ в государственном и кооперативном секторах соответственно33.
Отметим и другой интересный факт, который не остался не замеченным специалистами Уральского областного бюро статистики: «огромный процент найма “со скотом” в бедняцких группах показывает, что эти группы прибегали к сдельному найму вынужденно, из-за отсутствия собственного рабочего скота. Вряд ли в данном случае уместно говорить об эксплуатации нанимающими хозяйствами чужой рабочей силы — скорее, наоборот, наниматели здесь эксплуатируются теми, кого они нанимают»34. При этом среди наемных сельскохозяйственных работников 20,8% составляли женщины, из них большинство — 30,8% — в возрасте 16-22 лет35.
При этом колхозники из-за недостатка рабочих рук сами вынуждены были нанимать единоличников и членов их семей на работу, причем в основу расчета была положена выплата не более 1,5 кг хлеба в день «натурой», остальное выплачивалось деньгами36. По Уральской области ежедневная потребность для уборки составляла 465 тыс. человек, в наличии же имелось только 390 тыс. человек37.
Другой парадокс: за обладание сельскохозяйственными машинами лишали избирательных прав и «раскулачивали». И это при том, что еще накануне развертывания кампании но «раскулачиванию» в отчете о деятельности Уралоблисполкома отмечалось, что «одной из причин отсталости сельского хозяйства Урала является, несмотря на усилия снабжения, недостаточная обеспеченность его сельскохозяйственными машинами»38. По данным Уралсельхозбанка, в 1926-1927 гг. больше всего ссуд на машиностроение было выдано середнякам (61,7%) и беднякам (28,9%). Интересно, что до начала коллективизации батракам ссуды тоже выдавались (0,2%)39.
Анализ кредитования крестьян через кооперацию в 1929 г. показал, что при росте объемов кредита ожидаемой модернизации крестьянских хозяйств не происходило. В значительной мере это было связано с классовой политикой распределения кредитов, более 90% которых в конце нэпа получали беднота и середняки, просрочки ссуд доходили до 30%40. Товарно-денежные отношения между крестьянами и кооперацией в конце 1920-х гг. были по решению государства заменены контрактацией — плановым регулированием сельского хозяйства.
В 1924-1925 гг. одной из наиболее слабо кооперированных окраин Урала был Троицкий округ (22% сельских хозяйств и 39% городских семей)41.
С 1927 г. начинается замедление темпов кооперирования населения, при этом с 1928 г. принцип добровольного создания кооператива все чаще нарушается, усиливается экономическое и административное давление на крестьян. В октябре 1929 г. все виды сельскохозяйственной кооперации объединяли 65% сельскохозяйственного населения без учета двойного членства. Ведущее место в 1929 г. стали занимать машинные товарищества (54% кооперативов), но они объединяли всего 6% хозяйств42.
В следующей таблице приведены интересные данные:
• меры среднего (среднее арифметическое значение для количественных и мода для качественных атрибутов) по Южному Уралу на основе БД «РКЮУ»;
• доверительные интервалы для этих значений количественных атрибутов по нашей выборке, с доверительной вероятностью (надежностью) Р=95%;
• статистические данные на 1928 г. по некоторым количественным атрибутам в среднем на 1 крестьянскую (не «кулацкую») семью Уральской области;
• наконец, сводные данные по «раскулаченным» хозяйствам Уральской области, которые нам удалось найти только у Т. И. Славко и А. Э. Беделя.
Таблица 4
Основные характеристики социального портрета «раскулаченных» крестьян
Учитывая, что данные средних атрибутов Т. И. Славко и А. Э. Беделя по «раскулаченным» хозяйствам Уральской области оказались ниже, чем аналогичные значения по не «кулацким» хозяйствам того же региона накануне коллективизации, нам представлялось необходимым построить доверительные интервалы, что и было сделано. Тем не менее прокомментируем возможные причины расхождений.
Различия в среднем размере семьи по БД «РКЮУ» по сравнению с Уральской областью можно объяснить большой для нашей выборки величиной стандартного отклонения в 2,1 человека при среднем размере семьи в 5,2 человека и соответственно коэффициентом вариации V = 2,1/5,2 х 100% = 40,4%, характеризующим неоднородную выборку.
Историк сельской семьи О. М. Вербицкая пишет, что «в демографическом отношении семьи зажиточных крестьян отличались своей особой многочисленностью»47, так что наши цифры закономерно превышают средние по не «кулацким» семьям.
С другой стороны, косвенные данные о большем размере семьи в среднем по Уральской области, чем это указано Т. И. Славко и А. Э. Беделем, мы находим в издании Уральского областного бюро статистики труда за 1926 г.: «...средний размер семьи рабочих — 4,7 человека, что почти в два раза ниже обычных средних размеров в крестьянских хозяйствах области»48 (курсив везде мой. — А. Р.). Объяснить это можно только тем, что из «раскулаченных» семей «изымались» арестованные органами ОГПУ взрослые мужчины, поэтому учет членов семьи мог быть различным, однако такой вывод актуален только для семей, «раскулаченных» по 1-й категории, а их количество статистически значительно уступает хозяйствам, «раскулаченным» по 2-й и 3-й категориям.
Отличия средних цифр по соотношению трудоспособных и нетрудоспособных объясняются тем, что население Южного Урала, территории с развитым сельским хозяйством, традиционно ориентированным на животноводство и производство зерна, с преобладанием богатых казачьих станиц, находилось в экономически более привилегированном положении по сравнению с другими регионами Уральской области, что в свою очередь создало условия для демографического роста и материального благополучия.
Кроме того, указанное Т. И. Славко и А. Э. Беделем соотношение трудоспособных и нетрудоспособных членов «раскулаченной» семьи как 1,6 : 2,6 входит в явное противоречие с рекомендуемой органам на местах пропорцией 6 : 4 (3 : 2), причем это соотношение в большей степени просматривается на средних числах нашей выборки (2,8 : 2,4). Более того, выселению подлежали только те «кулацкие» хозяйства, которые имели в своем составе трудоспособных мужчин.
Более чем трехкратное отличие в посеве по сравнению с данными Т. И. Славко и А. Э. Беделя объясняется несколькими факторами: с одной стороны, неоднородностью данных БД «РКЮУ» (от 0 до 117 дес.); а с другой — преобладанием в нашей выборке периода 1929-1930 гг. с очень высокой величиной посева, что показано на приведенной далее диаграмме49. При этом надо сказать, что в 1920-е гг. крестьяне по понятным причинам старались занизить реальную величину посева.
Рисунок 3
Диаграмма 2: динамика падения средней площади посева "раскулаченных" хозяйств на Южном Урале в 1929-1932 гг. (БД "РКЮУ")
Наше исследование также показывает, что по данным, относящимся к 1930 г., доля «раскулаченных» не по признакам зажиточности приближалась на Южном Урале к 50%. Это объясняется известной советской практикой: несмотря на установленные лимиты, считалось «хорошим тоном» планы перевыполнить. Отметим также, что согласно директиве Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» от 30 января 1930 г. общая численность «раскулаченных» хозяйств устанавливалась в пределах 3-5% от всех крестьянских хозяйств50. Создается иллюзия, что кампания по «раскулачиванию» проходила по плану и не захватывала середняков и бедняков. Однако, по данным последней динамической переписи, проведенной ЦСУ в 1929 г., доля «кулацких» хозяйств только по РСФСР сократилась с 3,9% в 1927 г. до 2,2% в 1929 г.51 К концу 1929 г. по всей стране оставалось менее 600 тыс. семей, отнесенных к «кулацким», то есть в 1,5 раза меньше, чем 2 года назад52. В приведенной далее таблице рассмотрены социальные портреты «раскулаченных» крестьян, реконструированные на основе анализа БД «РКЮУ». Во втором и третьем столбцах указаны причины «раскулачивания», согласно Постановлению СНК СССР от 21 мая 1929 г., причем в третьем столбце фактически объединены две причины, а четвертый и пятый столбцы дают представление о тех, кто был «раскулачен» в нарушение существовавших на тот момент нормативно-правовых актов.
Таблица 5
Социальный потрет «раскулаченных» крестьян в зависимости от приписываемых им «экономических» пунктов из Постановления СНК СССР от 21 мая 1929 г., политических мотивов или нарушения нормативного соотношения между трудоспособными и нетрудоспособными среди «кулаков» 2-ой категории
По качественным показателям наши выборки получились весьма ровными, но отметим, что в хозяйствах, где применялись с/х машины, скота было существенно больше, чем в тех, где использовался наемный труд.
Симптоматично, что выступавшие против советской власти, были «раскулачены» по 3-й категории при небольшом количестве скота и не были лишены избирательных прав, в отличие от всех остальных. Это показывает, что «антисоветчики» не были матерой и организованной «контрой»; даже в предыдущей репрессивной кампании — по лишению избирательных прав — они не стали жертвами, что указывает на социально-бытовое происхождение источника информации о «противостоянии» с советской властью.
С другой стороны, небольшое количество скота косвенно свидетельствует о невозможности подпадания под категорию «кулаков» в имущественном отношении, а учитывая завышенные контрольные цифры по количеству «раскулаченных», очевидно, что «политический мотив» стал определяющим для «добора» «кулаков» до запланированных масштабов.
Средний размер семьи с нарушенным нормативным соотношением между трудоспособными и нетрудоспособными среди «кулаков» 2-й категории (6 человек) был существенно больше, чем в других случаях. Это объясняется необходимостью привлечения дополнительных рабочих рук (родственников), однако вопреки указаниям Центра и такие семьи были «раскулачены». Видимо, причина состоит в зависти к более успешным односельчанам: об этом говорит и значительно больший размер посева (почти 14 дес.), и большое количество скота.
При этом очевидно, что по многим показателям коллективизация не достигла своих целей, что объясняется провалом контрольных показателей в начале 1930-х гг.: так, рост валового продукта в 1928-1934 гг. составил всего 8% вместо планируемых 50%. По пятилетнему плану урожайность основных сельскохозяйственных культур должна была повыситься на 35% по сравнению с 1928 г. На деле урожайность зерновых культур упала. Неслучайно в начале 1933 г. Сталин подписал секретную телеграмму: «Воспретить всем ведомствам, республикам и областям до опубликования официального издания Госплана СССР об итогах выполнения первой пятилетки издание каких-либо других итоговых работ как сводных, так и отраслевых и районных с тем, что и после официального издания итогов пятилетки все работы по итогам могут издаваться лишь с разрешения Госплана СССР»54. Последствия огромного урона, нанесенного сельскому хозяйству принудительной коллективизацией, ощущались на всем протяжении 1930-х гг., когда среднегодовое производство сельскохозяйственной продукции было ниже, чем в 1929 г. Известные историки-экономисты Р. Дэвис и С. Виткрофт, анализируя хлебные балансы, отмечают, что количество зерна в 1932-1933 г. составило 56,8-62,6 млн. тонн по сравнению с показателем 1927-1928 гг. — 73 млн. тонн55, т. е. в любом случае падение объема производства зерна составило более 10 млн. тонн. Численность крупного рогатого скота упала в 1928-1934 гг. на 26,6 млн. голов. Количество лошадей и свиней уменьшилось в два раза. Поголовье одних только рабочих лошадей и быков уменьшилось более чем на 10 млн. голов56. Поголовье скота было восстановлено только в 1950-х гг.
Таблица 6
Поголовье скота в СССР, млн. голов57
Как видно из предлагаемой академиком А. А. Никоновым таблицы, где приведены данные о динамике падения количества скота, наибольший урон к 1933 г. понесло поголовье овец и коз, их осталось практически треть, а наименьший — хотя и относительно — КРС, его поголовье сохранилось более чем наполовину. По горькой иронии эти данные были озвучены И. Сталиным на XVII съезде ВКП(б) в разделе «Подъем сельского хозяйства»58.
Таблица 7
Производство сельскохозяйственной продукции в СССР за 1930-е гг. (все категории хозяйств)59
Ссылаясь на цифры ЦСУ СССР, приведенные в табл. 7, можно сделать вывод, что уровень валовой продукции, как и урожайность зерна, после коллективизации и «раскулачивания» 1930-х гг. в предвоенное время так и не вышли на объемы 1926-1930 гг., экономически более благополучных в результате нэпа.
Яркой иллюстрацией последствий коллективизации и «раскулачивания» в деревне являются даже открытые официальные советские данные о падении поголовья скота.
Рисунок 4
Диаграмма 3: динамика падения поголовья лошадей в СССР в 1928-1929 гг., млн. голов
Таким образом, как и в целом по стране, на Урале кампания по «раскулачиванию», усиленная голодом 1932-1933 гг., охватила не только богатые крестьянские семьи — их заведомо не хватило бы для выполнения «контрольных цифр», — но и крепкие середняцкие хозяйства, что, с одной стороны, нивелировало имущественную дифференциацию крестьянства, подготовив соответствующую почву для функционирования колхозов, а с другой — существенно замедлило темпы роста сельскохозяйственного производства, уничтожив окрепшую во время нэпа предпринимательскую инициативу и существенно поколебав доверие крестьян к власти.
*Раков Алексей Александрович — кандидат исторических паук (НИУ ВШЭ, г. Москва).
**Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых — кандидатов наук № МК-1974.2011.6.
1 Материалы данной статьи были доложены автором па заседаниях учебно-научного семинара кафедры экономической методологии и истории экономического факультета НИУ ВШЭ 6 декабря 2011 г. и семинара Центра экономической истории исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова 28 декабря 2011 г.
2 Термин «раскулачивание» является сталинской идеологемой, поэтому он закавычен. Аналогичным образом автор поступал и с однокоренными «раскулачиванию» терминами. Проблема использования идеологем связана с отсутствием в данной области в настоящий момент разработанного и общепризнанного научного терминологического аппарата. Во-первых, и сегодня в некоторых исследованиях термин «раскулачивание» используется без кавычек (например, в монографии Н. А. Ивницкого «Судьба раскулаченных в СССР», изданной в 2004 г., или в пятитомном издании документов «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание», вышедшим в свет в 1999-2006 гг. под редакцией В. П. Данилова, и др.), а во-вторых, предлагаемый вместо «раскулачивания» термин «раскрестьянивание», на наш взгляд, не носит универсального характера, и вопрос о корректности его применения до сих нор остается достаточно дискуссионным.
3 Число погибших от голода в СССР оценивается в 7-8 млн. человек, прежде всего исходя из сокращения населения СССР с осени 1932 г. до апреля 1933 г. со 165,7 млн чел. до 158 млн чел., т. е. на 7,7 млн чел., причем преимущественно за счет сельского населения. Подробнее см.: История СССР. 1989. № 2. С. 17. По оценке известного специалиста В. В. Кондрашина, число жертв голода составляет 5-7 млн. человек, из которых не менее 2,5 млн человек приходится па РСФСР, около 2 млн — Казахстан, остальные — УССР (см.: Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. С. 192).
4 Внешняя торговля СССР за 20 лет. 1918-1937. Статистический справочнираскулачиваниякраскулачивания. М., 1939. С. 35.
5 Там же.
6 СЗ СССР. 1930. № 13. Ст. 143, 144; Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления. С. 163-164.
7 Мошков Ю. А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР (1928-1932 гг.). М., 1966. С. 176.
8 Социальный портрет лишенца (на материалах Урала): Сб. документов / сост. Е. В. Байда, В. М. Кириллов. Л. Н. Мазур и др.; отв. рсд. Т. И. Славко. Екатеринбург: УрГУ, 1996. С. 5.
9 СЗ СССР. 1931. № 1. Ст. 6; № 19. Ст. 171.
10 «Тянут с мужика последние жилы...»; Налоговая политика в деревне (1928-1937 гг.): Сб. документов и материалов / сост. Н. Е. Глущенко, М. М. Кудюкина, Н. А. Ивницкий и др.; редкол.: Н. А. Ивницкий (отв. ред.) и др. М.: Собрание, 2007. С. 245.
11 Одинцова М. И. Институциональная экономика: Учебное пособие. М.: ГУ ВШЭ, 2007. С. 138.
12 Там же. С. 140.
13 Архивный отдел Администрации Октябрьского района Челябинской области. Ф. 9 (Исполнительный комитет Октябрьского района Челябинского округа Уральской области, 1930-1936 гг.). Оп. 2. Д. 3. Л. 8.
14 Архивный отдел Администрации Чебаркульского района Челябинской области. Ф. 1 (Чебаркульский районный Совет депутатов трудящихся). Оп. 1. Д.З. Л. 2 об.
15 Максимов Н. И. Судьба российского крестьянства. Раскулачивание и спецпоселения на Южном Урале. 1930-1941 годы // Южный Урал в судьбе России (к 70-летию Челябинской области: Материалы научно-практической конференции). Челябинск, 2003. С. 197.
16 Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф. 170 (Троицкий окружной комитет ВКП(б) — общий отдел). Оп. 1. Д- 648. Л. 461,461 об., 462.
17 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 1930-х гг.). М., 1994. С. 237.
18 Земсков В. Н. Снецпоселенцы в СССР, 1930-1960. М.: Наука, 2003. С. 45.
19 Общество и власть. Российская провинция. 1917-1985. Документы и материалы (Пермский край, Свердловская, Челябинская области): в 6 т. / гл. ред.: академик РАН В. В. Алексеев. Т. 1. 1917-1940. Пермский край /отв. ред.: д. и. н. А. Б. Суслов и др. Пермь: Банк культурной информации, 2008. С. 692.
20 Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. Р-88. Оп. 21. Д. 51. Л. 111.
21 Суслов А. Б. Снецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.). М.: РОССПЭН, 2010. С. 207.
22 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 4372 (Госплан СССР). Оп. 32. Д. 71. Л. 6, 31, 32.
23 Там же. Л. 19.
24 Ивницкий Н. А. Указ. соч. С. 183.
25 Отметим, что опубликованные до этого результаты содержали анализ БД «РКЮУ», состоящей сначала из 277, затем из 754, потом из 1024 и, наконец, из 1461 «раскулаченной» семьи, т. е. по мере получения данных и обсуждения новых результатов работа значительно эволюционировала. Данное » исследование «раскулаченных» крестьян продолжается уже весьма долгое время. Подробнее см.: Раков А. А. Опыт анализа кулацкого хозяйства 1930 года: экономико-правовой и политический аспекты (создание базы данных по материалам Троицкого районного архива) // Южный Урал в судьбе России (к 70-летию Челябинской области: Материалы научно-практической конференции). Челябинск, 2003. С. 164-167; Он же. К вопросу обоснования репрезентативности просопографической базы данных «Раскулаченные крестьяне Южного Урала (1930-1934 гг.)» // Вестник молодых ученых исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Труды международной научной конференции «Ломоносов-2007». Лучшие доклады по историческим наукам. М.: МГУ, 2007. С. 115-133; Он же. База данных «Раскулаченные крестьяне Южного Урала (1930-1934 гг.)» и ее анализ // Круг идей: междисциплинарные подходы в исторической информатике. Труды X конференции Ассоциации «История и компьютер» / под ред. Л. И. Бородкина, И. М. Гарсковой. М.: Изд-во МГУ, 2008. С. 236-279.
26 Мы рассматриваем именно историко-экономический регион, а не географический, как его рассматривают, в частности, энциклопедические издания: Энциклопедия Брокгауза и Ефрона в статье «Уральский хребет», Краткая российская энциклопедия, Большая советская энциклопедия.
27 Районы Уральской области. Схематические характеристики районов и округов, основные статистические показатели, карты районов и округов. Свердловск: Издание орготдела Уралоблисполкома и Уралстатуправления, 1928.
28 Константинов О. А. Уральская область. 3-с изд., перераб. и доп. с пятью картами. М.; Л.: Государственное издательство, 1929.
29 Отметим, что в нашей выборке встречаются случаи, когда уже проведенное «раскулачивание» было «отменено» ввиду его «неправильности», по такие случаи очень редки — всего 4 из 1461, В двух случаях причиной отмены «раскулачивания» являлся факт, что глава семьи в прошлом был красноармейцем, еще в одном случае отмена «раскулачивания» была произведена потому, что глава семьи оказался членом колхоза, а в другом — по причине отсутствия в семье трудоспособных. Кстати, по этой логике следовало бы отменить еще 29 «раскулачиваний» из нашей выборки, т. к. во всех этих семьях отсутствовали трудоспособные люди.
30 В среднем на каждого главу семьи приходилось 4 «эпитета», из которых состояла характеристика. В табл. 2 они перечислены в порядке убывания частоты появления в документах; соответственно каждый «эпитет» был поводом или одним из поводов к выселению.
31 В табл. 3 приведены «результативные» значения данного атрибута. По 48,6% глав семей, которые были лишены избирательных нрав, нет данных. Количество же лишенных избирательных прав в 1929 г. (108 глав семей) в БД «РКЮУ» близко значению 1930 г. (129).
32 Общество и власть... Т. 1. 1917-1941. Свердловская область... С. 491.
33 РГАЭ. Ф. 4372 (Госплан СССР). Он. 28. Д. 53. Л. 119.
34 Наемный труд в сельском хозяйстве Урала. Уральское областное бюро статистики труда. Свердловск: издание Уралпрофсовета, Союза сельхозлесрабочих и облземуправлепия, 1926. С. 24.
35 Там же. С. 78.
36 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 112 (Политуправление Наркомзема СССР. 1930-1935 гг.). Он. 56. Д. 12. Л. 38.
37 Там же.
38 Отчет о деятельности Уральского областного исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов VI созыва. 1927 — апрель 1929. Свердловск: издание Уралоблисполкома, 1929. С. 74.
39 Состояние сельского хозяйства и работа в деревне на Урале. Сост. по материалам Уралстатуправления, ОблЗУ и отдела по работе в деревне Урал-обкома ВКП(б). Свердловск: издание Уралобкома, 1929. С. 81.
40 Петрова В. П. История сельскохозяйственной кооперации Урала (1917-1930 гг.). Автореф. дис.... докт. ист. наук. Тюмень, 2004. С. 35.
41 Обзор хозяйства Урала за 1924-1925 год / под ред. В. С. Немчинова и др. Свердловск, 1926. С. 16.
42 Там же. С. 34.
43 Данные приведены на 1928 г. по: Состояние сельского хозяйства... С. 8-9.
44 Данные по Уральской области, кроме атрибутов «Национальность главы семьи» и «Категория, по которой “раскулачивали”», приведены по подсчетам Т. И. Славко и А. Э. Беделя. Подробнее см.: Судьба раскулаченных спецпереселенцев на Урале (1930-1936 гг.): Сб. документов / сост. А. Э. Бедоль, Т. И. Сланко. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1994. С. 14; Социальный портрет лишенца... С. 3-4; Славко Т. И. Кулацкая ссылка на Урале. 1930-1936. М.: Мосгосархив, 1995. С. 60.
45 Сводные данные о национальном составе отсутствуют, по ясно, что па первом месте русские, а на втором украинцы. Подробнее см.; Земсков В. Н. Указ. соч. С. 43.
46 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-9414 (ОГПУ СССР). Он. 1. Д. 1943. Л. 10. Приведем также мнение историка В. Виноградова: «...основную массу раскулаченных составляла 2-ая категория». Подробнее см.; Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ — НКВД. 1918-1939. Документы и материалы: в 4 т. Т. 3. 1930-1934 гг. Кн. 1. 1930-1931 гг. / под ред. А. Берелонича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 2003. С. 11.
47 Вербицкая О. М. Российская сельская семья в 1897-1959 гг. (историко-демографический аспект). М.; Тула: Гриф и К, 2009. С. 176.
48 Наемный труд... С. 99.
49 Гистограмма начинается с 1929 г., т. к. посев в БД «РКЮУ» отражается в год перед «раскулачиванием>>. Завершается же она 1932 г., потому что 1933 г. представлен в БД «РКЮУ» незначительно. Из данных по посеву в 1930 и 1931 г. были изъяты завышенные показатели по Магнитному району Троицкого округа.
50 Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ — НКВД... Т. 3. 1930-1934 гг. Кп. 1.С. 8.
51 Там же. С. 29.
52 Вербицкая О. М. Указ. соч. С. 177.
53 Если нарушено соотношение между трудоспособными и нетрудоспособными в семье «кулаков» 2-й категории (должно быть па менее 6 : 4 (3 : 2), т. е. коэффициент не менее 1,5).
54 Правда. 1988. 28 октября.
55 Дэвис Р., Виткрофт С. Годы голода. Сельское хозяйство СССР, 1931-1933. М.: РОССПЭН, 2011. С. 438.
56 Там же. С. 444.
57 Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика России: аграрная наука и политика России (ХVII-ХХ вв.). М.: Энциклопедия российских деревень, 1995. С. 199.
58 Сталин И. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б). М„ 1949. С. 87.
59 Никонов А. А. Указ. соч. С. 233.sup/sup
Просмотров: 9242
Источник: Раков А. А. Экономические аспекты коллективизации и «раскулачивания» на Урале: агрегированные данные и первичные материалы с мест // Экономическая история. Ежегодник. 2011/2012. М., 2012. С. 72 - 97
statehistory.ru в ЖЖ:
