Приходское духовенство в Сибири XVII в.: проблемы формирования и обеспечения

Юшков С. В. в свое время справедливо заметил: «вопрос о приходах заключает, как бы в скобках, многие вопросы церковной истории и права»2. Учитывая то, какую роль играла религия в жизни средневекового социума, можно смело говорить о значимости данной темы и для российской истории в целом. В последние двадцать лет в нашей стране наблюдается возрастание интереса к истории православной церкви, появилось "большое количество исследований, посвященных многим аспектам данной проблематики, в том числе и приходскому духовенству различных периодов и регионов. Относительно недавно была опубликована монография П.С. Стефановича «Приход и приходское духовенство в России в XVI-XVII веках» (М., 2002), в которой дан анализ основной историографии, и это избавляет нас от необходимости обзора значительного объема литературы. В самой же монографии П.С. Стефановича на обширных документальных материалах центральных уездов России, а также исследований по Русскому Северу основательно рассмотрены проблемы материального обеспечения и правовой статус приходского духовенства XVI-XVII вв.

Цель данной статьи - проследить процесс формирования приходского духовенства в исторических и географических условиях Сибири XVII в., определить его место в «системе координат»: светская и церковная власть, центральные и местные властные структуры.
Специфика Сибири конца XVI - XVII в. заключалась в том, что эта территория в данный период активно осваивалась Русским государством. Процесс освоения заключался не только в заселении и расширении эксплуатации природных ресурсов региона. На новой территории, с одной стороны, репродуцировались те социальные отношения и правовые нормы, которые уже существовали в Московском государстве. С другой стороны, на этой части присоединенных земель отрабатывались те модели отношений между властью и подданными, которые впоследствии станут нормой для всего государства. В частности, это касается отношений светской власти и Церкви. Например, сибирские монастыри уже не получали тех привилегий, которыми обладали старинные русские обители. Здесь также не распространилось такое явление, как церкви в частных владениях.

Сибирскому приходскому духовенству XVII в. уделялось в основном внимание в общих работах, посвященных истории православной церкви в Сибири. До сих пор не потеряли значения труды профессора Харьковского университета П.Н. Буцинского, вышедшие в конце XIX в.3 Значимость его работ заключается в том, что они написаны на основе обширного комплекса архивных документов, однако автор не всегда критично подходил к ним.

На рубеже XX-XXI вв. новосибирскими археографами был введен в научный оборот значительный комплекс документов первой половины XVII в., посвященный деятельности первых сибирских архиепископов, формированию вотчины Тобольского архиерейского дома, проблемам становления региональной церковной иерархии4. В предисловии к сборнику документов «Тобольский архиерейский дом в XVII веке» Н.Н. Покровский и Е.К. Ромодановская сделали ряд важных наблюдений о «взаимоотношениях, взаимодействии структур государственной власти и церкви, как на московском, так и на тобольском уровне», связывая их своеобразие с уникальной ситуацией - по сути соправления царя Михаила и патриарха Филарета. Позднее эти наблюдения были развиты Н.Н. Покровским в статье «Русская Православная Церковь в освоении Сибири»5. Обращаясь к событиям не только первой половины XVII в., но и к временам царя Алексея Михайловича, Н.Н.Покровский сделал важный вывод о том, что «союз Церкви и Государства при освоении новых восточных территорий, базировавшийся на византийской теории "симфонии", никогда полностью этой идеальной теории не соответствовал», поскольку «государство в Сибири не только оказывало весомую материальную и административную поддержку становлению и функционированию церковной организации на новых землях, но и не раз вмешивалось в чисто духовные дела»6.

Значительную роль государства в становлении православия на российской восточной окраине обратила внимание Н.Д. Зольникова в разделе «Традиции православия в Сибири. Конец XVI - XIX вв.» коллективной монографии «Сибирская икона». По ее мнению, «традиции православия, которые постепенно утверждались в Сибири, генетически связаны с Русским Севером», одно из немногих отличий заключалось в том, что «первые сибирские церкви XVII в. снабжались, а иногда и строились за счет государства»7. Данная работа Н.Д. Зольниковой примечательна тем, что автору удалось дать краткую, но емкую характеристику сибирского приходского духовенства XVII в., в которой нашли отражение проблемы обеспечения церквей кадрами священников, моральный облик сибирского духовенства и его общественная роль.

С 1990-х гг. активизировались исследования по истории православной церкви в Восточной Сибири. Итоги этих исследований обобщены в монографии А.В. Дулова и А.П. Санникова «Православная церковь в Восточной Сибири в XVII - начале XX в.» (в 2-х частях, Иркутск, 2006). Несомненно, даже в масштабах Сибири (не говоря уже о России) ее восточная часть являлась особой территорией по причине своей удаленности, а следовательно, и бесконтрольности. Яркий пример влияния географического фактора на церковную жизнь в Восточной Сибири приведен в челобитной архиепископа Сибирского и Тобольского Симеона, написанной не позднее января 1653 г. Прося о присылке священников, владыка писал: «... у одного попа в приходе розъезду по пятисот верст и болши. А имать их в Тоболеск, и того будет проезду им года по два и болши, а в то время православные християне будут помирать без покаяния и без причастия, и роженицы без молитв»8. Вплоть до конца XVII в. ни один сибирский архиерей так и не смог посетить Восточную Сибирь. Неоднократно поднимался вопрос об открытии новых епархий на востоке страны, но первые шаги в этом направлении были сделаны только в начале XVIII в.

Монография А.В. Дулова и А.П. Санникова построена по проблемно-хронологическому принципу. Каждая глава посвящена отдельному историческому периоду, внутри глав выделены параграфы, посвященные церковному управлению, культовым сооружениям, монастырям, приходскому духовенству и др. В целом изложенный авторами материал свидетельствует об общности проблем, связанных с приходским духовенством в Западной и Восточной Сибири.
Одной из таких важнейших проблем было обеспечение построенных церквей кадрами духовенства. Как заметили иркутские исследователи, «в условиях Восточной Сибири построить церковь было легче, чем подобрать квалифицированных священнослужителей, которых было крайне мало»9. Исследователи выделяют два пути решения этой проблемы: присылка из-за Урала «по государеву указу» и самостоятельный поиск прихожанами подходящего кандидата в священники10. До середины XVII в. первый путь был основным.

В конце XVI - начале XVII в. своеобразным донором священнических кадров для зауральских церквей стали Вологодская и Великопермская епархия, а также Москва. Так, в 1593г. князю П. Горчакову, отправлявшемуся на строительство Пелыма, было предписано взять священника в Перми из ссыльных жителей Углича, а дьякона выбрать в Ростове11. В Троицкую церковь Верхотурья поп Леонтий был прислан из Чердыни в 1598 г.12 Спустя два года, в 1600 г., очевидно забыв о недавних проблемах с кадрами духовенства в Верхотурье, московские власти распорядились послать к строящейся Спасской церкви в новый Туринский острог попа из Верхотурья, а дьякона из Перми. После освящения храма последнего следовало отпустить назад 13. В 1620 г. из Москвы был послан в Томск к новой пятипрестольной церкви поп Трофим. Однако священник доехал до Тобольска, да там и обосновался. В мае 1621 г., не дождавшись посланного священника, томские воеводы написали царю14.

Когда была создана Сибирская и Тобольская епархия (1620 г.), комплектование причта церквей Сибири было возложено на сибирского владыку. Об этом свидетельствуют царские грамоты архиепископу Киприану 1621, 1622 гг. с распоряжениями послать из Тобольска попов в Тару, Табаринскую слободу, Невьянскую волость15. Очевидно, центральные власти предполагали, что архиепископ Киприан сможет решить кадровый вопрос силами того духовенства, которое поехало с ним в Сибирь. С первым сибирским владыкой были посланы протопоп из Москвы, протодиакон и три священника из Новгорода, а также дьякон и два московских пономаря16.

Однако, уже 10 сентября 1621 г. в отписке царю и патриарху архиепископ Киприан просил прислать священников, потому что «о попех докука великая, а взяти негде и послати неково», все приехавшие с ним были разосланы по городам. Тем временем набирала силу крестьянская колонизация, образовывались новые поселения, в них строились храмы, «а мирских людей, наученых грамоте, нет же, ково в попы поставити»17. Тем не менее в ответной царской грамоте было указано, чтобы Киприан «попов черных и белых велел к себе призывать отколе пригожо»18.

Вместе с тем центральные власти продолжали посылать священников в Сибирь. Так, по царскому указу в декабре 1621 г. был послан из Москвы в Тобольск поп Алексей Карпов с сибирскими служилыми людьми Семейкой Сосниным и Мосяшкой Васильевым. Царской грамотой предписывалось архиепископу Киприану, «как сибирские служилые люди... того попа в Тоболеск привезут, и ты б того попа Олексея у них велел взяти и велел ему быти у себя»19. Очевидно, в данном случае служилые люди выполняли роль не столько попутчиков, сколько караульных. Из документа не следует, что поп был сосланным, но тем не менее его отправили в Сибирь не по собственной воле. Из сообщений архиепископа Киприана видно, что и посланные с ним священники отправились в дальние края отнюдь не добровольно. Владыка и попы по каким-то причинам добирались до первого сибирского города Верхотурья разными путями. Когда попы наконец-то встретились с Киприаном, то «подняли шум, слезы и вопль с женами и детьми и говорили - Бог судит их разлучника, кто разлучил и с домами, с родом и племенем, да, и едучи с Верхотурья по всем сибирским городам и в Тобольске, тех своих речей не переменили»20.

С неоднократными просьбами прислать священников в Сибирь обращался в столицу и следующий сибирский архиепископ Макарий. Так, в 1625 г. он просил прислать четырех попов для Тобольской Богоявленской церкви и храмов в Салдинском погосте Верхотурского уезда, Табаринской волости Пелымского уезда и Верхотурского Покровского женского монастыря, «поскольку в Сибире в Тобольске и во всех сибирских городех таких ученых людей нет, которых бы в тот чин ставить»21.

В условиях острой нехватки духовенства в отдаленных сибирских городах местные власти определяли в священники ссыльных. Например, Иван Иванов служил ключарем «на Москве у Архангела», но попал в опалу и был сослан в Тобольск в пашенные крестьяне в 1617/18 или 1621/22 г. Однако, в Тобольске он занялся привычным для себя делом - «жил в пономарях» на посаде у Спасо-Преображенской церкви. В 1625/26 г. новые тобольские воеводы отправили Ивана вместе с другими ссыльными людьми в Кузнецкий острог в пашенные крестьяне, там он стал священником22. Но, очевидно, подобные ситуации были единичны и в целом не снимали остроты проблемы со священническими кадрами.

Очередной кадровый кризис пришелся на начало 1630-х гг. В 1633/34 г. архиепископ Макарий направил в Москву грамоту, в которой сообщал о многочисленных просьбах сибирских воевод прислать священников. Преосвященный не мог удовлетворить эти запросы, поскольку в самом Тобольске при всех церквях было по одному священнику. Архиепископ Макарий назвал несколько причин кадрового кризиса. Во-первых, основную часть духовенства по-прежнему составляли присланные священники, а из «мирских людей» в попы никто «не ставился», т.е. не было пополнения за счет местного населения. Во-вторых, к тому времени несколько присланных черных и белых попов скончались в Сибири. Одной из последних утрат был протопоп Тобольской Софийской церкви Михаил Тимофеев, умерший в 1633/34 г. по дороге в Москву. В-третьих, епархия была «обескровлена» тем, что в 1633/34 г. по указу патриарха часть присланных священников была отозвана в Москву «в государевом деле». Челобитная архиепископа Макария завершалась просьбой прислать 4 черных и 5 белых попов. К грамоте прилагалась роспись, куда и сколько священников требовалось. Позже в царских грамотах количество священников было увеличено. Сохранилось объемное дело, которое позволяет проследить процедуру прибора и отправки священников на житье в Сибирь23. Заметим, что переписка сибирского, вологодского архиепископов с Москвой по данному вопросу велась исключительно на имя царя без упоминания патриарха. Царь поручил осуществить прибор духовенства в Москве и его отправку в Сибирь приказу Большого дворца, а переписку вести через Казанский приказ. Через эти структуры отдавались распоряжения и архиепископам, и воеводам. Оба этих приказа были задействованы и в решении финансовых вопросов. В Вологде прибор попов был возложен на вологодского архиепископа, решением организационных вопросов занималась светская администрация.

Выбор священников в Сибирь велся одновременно в Вологде и Москве, при этом провозглашался принцип добровольности. В Вологде с кандидатурой протопопа вопрос был решен довольно быстро. Архиепископ Варлаам определил на эту должность ключаря Вологодского Софийского собора попа Григория. Но по каким-то причинам долго решался вопрос о выдаче ему подмоги на переезд. Оклад ключаря составлял всего 6 руб., и этого было явно недостаточно, чтобы ему с семьей совершить дальнее путешествие и обосноваться на новом месте. Григорий подал челобитную с предложением собрать для него подмогу с причта Вологодской Софии, с ружных посадских попов и дьяконов. По этому поводу завязалась переписка с Москвой.

Хуже обстояли дела с набором белых священников, которые выбирались из посадских и волостных попов. Приходское духовенство было готово собрать по 30-40 руб. тем, кто поедет в Сибирь, но таких желающих среди них не находилось. Как сообщали вологодский воевода П. Сабуров и дьяк И. Задонский, «для такого далнего проезду многие попы от того розбежались, не хотят своих домов оставить»24.

В грамоте, полученной 19 февраля, сообщалось, что по указу царя отправлявшемуся в Сибирь духовенству будут выданы деньги «на платье и на всякие харчи» из государевой казны: архимандриту - 40 руб., протопопу - 35 руб., черным и белым попам по 30 руб. Эти суммы назначались помимо денежной и хлебной руги, которую священники будут получать по приезде на место службы в соответствии с установленными ранее окладами. По пути следования в Сибирь в городах священники, их семьи и работники получали подводы и кормовые деньги. Денежные подможные суммы 1635 г. существенно превышали жалованье, которое было установлено духовенству, поехавшему с архиепископом Киприаном в 1620 г. Тогда протопоп получил 25 руб., попы - по 10 руб.25 Таким образом, в 1635 г. власти пытались использовать материальные стимулы для переезда в Сибирь.

Тем временем в Москве также шел выбор священников в Сибирь. Московскому духовенству было определено такое же подъемное жалованье, как и вологжанам, но из средств Казанского дворца. Оказалось, что выбранных в Москве и Вологде священников больше, чем изначально предписывалось царским указом, - 7 черных и 16 белых попов. В итоге было принято решение отправить в Сибирь всех, потому что «в Сибири попов надобно много». Практически в каждой царской грамоте о выборе священников для Сибири содержались требования к духовенству, чтобы они были «крепкожителные и духовные учители, по преданию и по правилом святых апостол и святых отец, а не бражники»26. В грамоте от 25 февраля 1635 г. добавлено еще одно условие: «и не иноземцы, а иноземец бы никто в них отнюдь не был»27.

Власти настаивали на том, чтобы духовенство отправлялось в Сибирь как можно скорее. Когда в Казанском приказе не оказалось средств для выдачи подъемных денег, царь распорядился взять необходимую сумму (240 руб.) из своих дворцовых доходов «для поспешения отпуску попов в Сибирь». Получение денег оформлялось поручными записями. Поручителей было трое из тех же священников, которые оправлялись в Сибирь. Также составлялись расспросные речи о провозимом имуществе. Так, у шести из восьми московских священников в багаже были коробьи с книгами и образами.

Сохранилась роспись служебных окладов присланным в Сибирь священникам, которая дает представление о географии их назначений. Протопоп Григорий Пототурин был послан в Тобольскую Софийскую церковь, вологодские черные попы Нафанаил и Герасим - в Тобольский Знаменский монастырь, Питирим - в Березов, московские черные попы Меркурий - в Тобольский Успенский монастырь, Филарет - в Туруханск. Белые священники были отправлены в Березов, Мангазею, Сургут, Томск, Кетск, Красноярск, Табаринскую волость, а также Каменское село и Чубаровскую слободу28. У нас нет данных, как сложились судьбы этих священников в Сибири. Известно лишь, что спустя 3 года бывший московский поп Иван Павлов, посланный в Мангазею, без разрешения сибирского архиепископа Нектария, но с согласия воевод вместе с семьей покинул место службы29.

Еще одним районом, откуда отправляли священников в Сибирь, была Казань. Так, в 1638 г. в новые остроги «на великой реке Лене» к двум церквям были посланы из Казани 2 черных и 2 белых попа. Их отправка и обеспечение были организованы таким же образом, как вологодских и московских попов, но в данном случае полномочия Казанского приказа были переданы новому Сибирскому приказу30.

Как следует из приведенных выше материалов, в Сибирь посылались черные (иеромонахи) и белые священники. Первые в основном направлялись в монастыри, они исполняли необходимые требы и богослужения, могли выполнять обряд пострижения в монашество, из них назначались настоятели монастырей. Черные попы служили и в приходских храмах. Но, как показывают документы, при определенных обстоятельствах возникала потребность помимо черного попа еще и в белом священнике. Например, в 1626 г. воевода Енисейского острога А. Ошанин дважды обращался к царю с просьбой прислать книги, иконы и прочее «церковное строение» для Введенской церкви, построенной на казенные деньги, и храма во имя Михаила Маленина, который возвели служилые люди по обету31. Обе церкви позиционировались воеводой как «царское богомолье», однако в итоге царь Михаил Федорович распорядился послать иконы, книги и прочее только для казенной церкви, а по поводу другого храма была наложена резолюция: «а которой храм обетной поставили служилые люди собою, тот храм указал государь ими строить собою»32. В отписке воеводы А. Ошанина шла речь и о священниках: «В Енисейском же остроге у твоего царского богомолья служит черной священник, а белого священника нет». Последний был необходим, потому что «многие твои государевы служивые люди и пашенные крестьяня женатые и молитвы роженицам и свадьбы венчати некому». Таким образом, в первые годы существования Енисейского острога, когда его население было в основном мужским, вполне обходились служением черного попа.

Так было не только в Енисейском остроге. В 1600 г., распорядившись о строительстве нового Рождественского храма в Тюмени, центральные власти направили из Москвы только черного попа Никона33. Прослеживается тенденция, что на раннем этапе колонизации, которая осуществлялась отрядами служилых людей, в новые сибирские города отправляли иеромонахов. По мере роста численности населения, появления женщин и складывания традиционного семейного уклада возникала потребность в белом духовенстве. Нам не встретилось ни одного факта посылки черных попов в слободы, то есть в крестьянские поселения. По материалам Восточной Сибири исследователи отмечают факты, когда сибирские архиереи обращались в местные монастыри с просьбой направить в приход иеромонаха. Они вели богослужения в монастырских селах и заимках, а также в Ангинской Ильинской и Верхнеиркутской Введенской церквях34.

По аналогии с Русским Севером исследователи отмечают еще один путь обеспечения сибирских приходских храмов духовенством - самостоятельный поиск общиной священника и приглашение его на службу по договору. Но о таких ситуациях известно крайне мало. Единичные факты, которые приводятся в литературе, относятся к концу XVII в. О том, что такой путь прибора священников в Сибири был реален и в более раннее время, свидетельствуют косвенные данные. Они содержатся в челобитных жителей сибирских городов об установлении руги священникам.

Как писал енисейский воевода А. Ошанин в упоминавшейся выше отписке 1626 г., «белого священника нет для того, что ему твое государево денежное и хлебное жалованье руга не указано»35. Воевода просил установить оклад для белого священника, поскольку «призвати» его «не на што», то есть вопрос ставился не о присылке попа, а лишь о выделении средств на его обеспечение. Очевидно, в Енисейском остроге можно было найти священника.

Священники и причт имели возможности самостоятельного перехода из одной церкви в другую, выбирая более выгодные финансовые условия. Так, в 1626 г. дети боярские и служилые люди Томска подали челобитную, в которой писали, что в 1620/21 г. была построена Богоявленская церковь с приделами. В ней были освящены два престола - во имя архистратига Михаила и св. Ильи Пророка и, очевидно, в первые годы сами прихожане содержали причт этого собора. Но в 1626 г. они подали челобитную с просьбой установить хлебную и денежную ругу для белых попов Меркурища и Родионища, дьячка, пономаря и просвирницы, как «в Сибири по все городы, где есть твое государево богомолье»36. Челобитчики писали о бедственном положении священников и «крылошан», что они «от скудости хотят врознь разбрестись». В челобитной было указано два мотива, которые заставили томских жителей обратиться в Москву. Во-первых, эти священники были духовными отцами их самих и членов их семей. Во-вторых, они опасались, что эти попы уйдут, а другие не пойдут служить без государева жалованья. Эта челобитная была удовлетворена.

С аналогичной проблемой обратились к царю Алексею Михайловичу жители Сургута в 1654 г.37 Церковь во имя Василия Кесарийского и Михаила Малеина была построена по обету сургутскими служилыми людьми в 1638/39 г. Как писали жители Сургута в своей челобитной, к той церкви попа и дьячка и пономаря они «наймывали», но ныне в «сургуцком безпашенном городе оскудели, стали бедны и нужны и семьянисты», поэтому им «стало наймовать нечем, а та церковь ныне стоит пуста без пения». Челобитчики просили прислать к ним церковный причт и указать «государево денежное полное жалованье оклад». Под челобитной стоит подпись белого попа Афанасия, который приложил руку «вместо детей своих духовных по их велению». Дело в том, что в городе была еще соборная Троицкая церковь, построенная при основании города. По данным 1646 г., при ней служили черный поп Меркурий, белый поп Афанасий и дьячок38. Таким образом, причина просьбы прислать причт состояла не в отсутствии возможностей отправлять религиозные требы, а в том, что в церкви во имя Василия Кесарийского и Михаила Малеина не велась служба.

Существовал еще один путь обеспечения сибирских приходов духовенством. Проблему нехватки священнических кадров в отдаленных поселениях урало-сибирского региона пытались решать за счет перевода туда священников из храмов, где был двойной штат настоятелей. Это касалось только тех священников, кто получал государственное жалованье. Так, в 1631/32 г. поп Верхотурского Троицкого собора Степан Максимов Сосна был отправлен в Мангазею, а его место в Верхотурье еще в 1633/34 г. оставалось вакантным39. С начала 1630-х гг. два священника служили при Рождественской церкви в Невьянской слободе. В окладных книгах на 1633/34 г. отмечены рождественские попы Иван Еунтропьев и Перфирий Яковлев. В 1637 г. попа Ивана перевели в Табаринскую слободу Пелымского уезда, куда двумя годами раньше был направлен священник из Москвы.

Судя по сохранившимся документам, в таких отдаленных городах, как Мангазея, куда администраторов, служилых людей посылали на определенный срок (1-2 года), на так называемую годовальную службу, по такому же принципу было организовано и пребывание священников. Так, в 1629 г. архиепископ Макарий сообщил в Москву, что в июне 1628 г. он послал в Мангазею попа Стефана Борисова и дьякона Симеона Захарова на два года40.

Сохранившиеся документы, касающиеся церквей Верхотурья, свидетельствуют о том, что кадровые вопросы в отношении духовенства в городе на протяжении XVII в. решались с помощью «внутренних» ресурсов. Имела место практика перевода духовенства из одной церкви в другую, а также поставления в священники причетников местных храмов. Очевидно, с 1620-х гг. в соборной Троицкой церкви стали служить два священника41. И когда в 1652 г. в этот собор был назначен протопоп, то один из священников, а именно поп Клементин Парфенов, был переведен в Воскресенскую церковь и долгое время его «троицкий» оклад числился в выбылых42. В свое время Клементий был возведен в священнический сан из дьяконов Троицкого собора43. В 1666 г. архиепископ Корнилий удовлетворил просьбу дьячка Троицкого собора Афанасия Семенова Саландина поставить его священником в верхотурскую церковь Богородицы Одигитрии вместо черного попа Моисея44. В 1684 г. на место умершего попа Троицкого собора Федора Накорякова был переведен дьякон той же церкви Дмитрий Афанасьев45. Такое же движение по служебной лестнице происходило и с причетниками. Например, в 1662/63 г. дьякон Троицкого собора Василий Иванов был послан к Тюменской Спасской церкви, а его место занял дьячок, тоже Василий Иванов46.

Иркутские исследователи А.В. Дулов и А.П. Санников обратили внимание на то, что в восточносибирских приходах было крайне мало дьяконов и «в условиях Сибири получить хорошего дьякона можно было только "по прибору из России"»47. Действительно, в начале XVII в. дьяконов присылали из других епархий и, как правило, только на освящение церкви, затем их следовало отпустить назад. Однако во второй половине XVII в., как следует из приведенных выше фактов, дьяконский штат пополнялся за счет местных ресурсов. В это время на территории Западной Сибири такие должности фиксируются в городских соборах, монастырских храмах, а также в церквям крупных слобод (например, в Верхотурском уезде - это Невьянская и Ирбитская слободы).

Для повышения статуса Церкви в Сибири архиепископ Симеон в 1652 г. добился разрешения назначать протопопов к соборным церквям сибирских городов48. До того времени эта высокая церковная должность была только в Софийской церкви Тобольска. О значимости этого события свидетельствует тот факт, что оно попало на страницы Сибирского летописного свода49. В 1652 г. первым протопопом в верхотурский Троицкий собор был поставлен Иосиф Прокопьев из попов тобольской Троицкой церкви. Он находился в Верхотурье недолго, в 1654/55 г. его вернули в Тобольск50. Столь же непродолжительной была служба следующего протопопа - Василия Афанасьева, вскоре он был переведен в Тюмень и уже в 1656/57 г. его оклад числился в выбылых51. По неизвестной причине десять лет в Верхотурье должность протопопа оставалась вакантной. Только в 1666 г. был поставлен протопоп Иоанн Михайлов из ключарей тобольской Софийской церкви. В 1683 г. его сменил священник тобольской Воскресенской церкви Феодосии Константинов52.

Документы фондов Сибирского приказа и Верхотурской приказной избы позволяют проследить формирование нескольких священнических династий в слободах Верхотурского уезда. В этих семьях дети священников уже с юношеского возраста служили вместе с отцами дьячками и пономарями. Повзрослев, они становились вторыми священниками либо сменяли отцов. Например, Иван Еуплов впервые встретился нам как церковный дьячок Невьянской волости в крестоприводной книге 1645 г.53 В переписной книге 1669 г. он уже упоминается как священник невьянской церкви во имя собора Богородицы, его возраст - 40 лет, дети: Васка 17 лет, Сергушка 16 лет, Епишко 7 лет54. В переписной книге 1680 г. старший сын попа Ивана уже числился в дьяконах, а Сергушка - в дьячках55. В 1683 г. последний был поставлен в священники вместо попа Кирьяка Ананьина при той же церкви, где служил отец56.

К сожалению, в переписных книгах XVII в. не фиксировалось происхождение священников. При сопоставлении имен, отчеств, прозвищ по документам Верхотурского уезда нам удалось выявить корни лишь одной священнической династии. Согласно переписной книге 1621 г., вниз по реке Туре находилась деревня пашенного крестьянина Тимошки Удинца, который пришел в Верхотурье с Устюга Великого в 1601/02 г. вместе с братьями Шестачком и Алешкой57. Во второй половине XVII в. в Ницинской Ощепковской слободе при церкви во имя Николая Чудотворца с приделом Ильи Пророка служил поп Григорий Тимофеев Удинцов. В 1675/76 г. на него подал челобитную крестьянин Микишка Михайлов в том, что поп поймал его жену и «правил на ней митрополью пеню без вины напрасно»58.

В переписной книге 1680 г. указано, что у него есть сын Ильюшка, который служит пономарем при той же церкви59. В этом же документе зафиксирован еще один сын попа Григория - поп Парфен Григорьев сын Удинцов, служивший при Вознесенской церкви в Голубчиковском погосте Невьянской слободы60. Вероятно, это место он получил незадолго до переписи 1680 г., есть сведения, что в 1675/76 г. сюда был назначен другой священник61. Таким образом, можно говорить о том, что местное духовенство формировалось в том числе и из среды крестьян-первопоселенцев.

Очевидно, в начале XVII в. вместе с духовенством в Сибирь присылались дьячки и пономари. Но довольно скоро, когда в Сибирь устремился поток крестьян, гулящих людей, кадры церковнослужителей подбирались на месте. Как правило, это происходило по выбору прихожан, который оформлялся поручной записью. В фонде Сибирского приказа сохранилось дело о конфликте верхотурского воеводы Д.И. Милославского и бывшего подьячего В. Шестакова62. Летом 1634 г. воевода получил две челобитные. Авторами первой были верхотурские служилые и посадские люди. Они дали поручную запись архиерейскому сыну боярскому М. Горохову за «новоприхожевого» человека Мишку Томилова Попова, что он будет служить дьячком в верхотурской Воскресенской церкви, но вскоре подьячий В. Шестаков переманил его к себе в дворовые люди. От перехода Томилова в дворовые пострадали и подгородные крестьяне - авторы второй челобитной. Они тоже его наняли, но житничным дьячком к государевым житницам на один год. Скорее всего, и челобитчикам, и бывшему подьячему Томилов был интересен тем, что был грамотным человеком.

Как правило, в переписные книги причетники записывались по полному формуляру. На основе переписной книги Верхотурского уезда 1680 г. можно получить определенное представление о происхождении дьячков, пономарей и трапезников церквей данного района. В ней отмечено 26 причетников, из них 12 (46%) человек родились в Зауралье, остальные пришли в Сибирь из Поморья, Великого Устюга, Вологды, сольвычегодских и пермских земель. Свое социальное происхождение указали 16 человек, 6 (23%) причетников были крестьянскими сыновьями, 8 (31%) - детьми местных священников, а также церковнослужителей. Из детей причетников только один родился в Зауралье, остальные сыновья дьячков и пономарей были новоприходцами. Таким образом, к 80-м гг. XVII в. при слободских церквях Верхотурского уезда приблизительно в равных долях штат причетников формировался как из местного населения, так и из пришлых людей. Очевидно, определяющим фактором выбора в причетники была грамотность. Пока не прослеживается закономерности в наследовании причетнических должностей, как, например, это было в новгородских землях во второй половине XVII в.63 Возможно, причина состоит в том, что активные миграционные процессы еще продолжались и была возможность выбора из более подготовленных пришлых людей. С другой стороны, обращает на себя внимание, что 42% причетников не указали свое социальное происхождение. Из них лишь дьячок Игнашка Кирилов, родившийся в Вологодском уезде, сказал, что до прихода в Сибирь скитался по миру. Можно предположить, что значительное число причетников пошло на церковную службу из-за неустроенности и материальных трудностей.

С решением проблемы обеспечения сибирских церквей кадрами духовенства был сопряжен вопрос их материального содержания. В Сибири, где в руках государства были сосредоточены земельные, финансовые, хлебные ресурсы, именно светская власть определяла стратегию в решении данного вопроса. На рубеже XVI и XVII вв. священники, отправлявшиеся в Сибирь, получали подмогу от населения тех территорий, из которых они прибывали. Например, поп Леонтий верхотурского Троицкого собора, присланный из Чердыни, получил ругу от пермских земских людей 15 руб. на год, но уже в 1600 и 1601 гг. ему не дали земского содержания, и он был вынужден обратиться с челобитной к царю с просьбой установить ему денежное и хлебное жалованье «против иных ружных попов». Возможно, прекращение выплат было связано с тяготами Смутного времени. Попу Леонтию был установлен оклад - 6 руб., по 7 четей ржи, круп и четь толокна64. Впоследствии руга была увеличена до 10 руб., 8 четей ржи, 4 четей овса и 2 пудов соли65.

Судя по переписке архиепископа Киприана и московских властей, изначально предполагалось, что государственная материальная поддержка приходского духовенства будет кратковременной и в ближайшее время сибирское духовенство перейдет на самообеспечение. Вопрос о содержании духовенства был поставлен архиепископом Киприаном сразу же по приезде в Тобольск. В ответ на эту просьбу царь распорядился, чтобы Киприан «им (т. е. попам) жалованья руги денежные и хлебные велел сулити на один год, а вперед велел им питатца от церкви, от прихожан, где хто у которой церкви будет»66. Однако в реальности все оказалось сложнее. Властям пришлось установить на довольно продолжительный срок ругу священникам и причетникам не только городских соборов. Так, в Верхотурье кроме клира Троицкой соборной церкви государеву ругу получали причетники церкви во имя Богородицы Одигитрии67. В окладных книгах Туринска среди получавших ругу числились священно- и церковнослужители Спасской и Покровской церквей, в Пелыме - причт Спасо-Преображенского храма68.

Уже в 1621, 1624 гг. церковными пашнями и покосами владели попы и дьячок верхотурских Троицкой и Воскресенской, Преображенской на Тагиле и Прокопьевской на Салде церквей69. Это были наделы, сопоставимые с крестьянскими хозяйствами. По данным переписной книги Верхотурского уезда 1680 г., священники и причт уездных приходских церквей либо имели пашни и покосы, либо «кормились от мирских людей доходом». Например, упоминавшийся выше священник Богородицкой церкви Невьянской слободы Иван Еуплов, его сыновья дьякон Василий и дьячок Сергей жили в одном дворе, держали дворовых людей - купленных калмыков Якова и Василия, женатых также на купленных калмычках. У семьи священника было относительно небольшое пашенное хозяйство - около 2 дес. пашни и сенные покосы на 100 копен70. Священники Ницынской Ощепковской и Голубчиковского погоста имели по 6 дес. пашни и покосы, при этом у них было по одному сыну71. В Краснопольской слободе священник и причетники не имели ни наделов, ни покосов72. В особом положении находился причт Троицкой церкви села Ростеса, расположенного на верхотурском волоке. До 1680 г. поп Степан Алексеев получал государственный оклад 4 руб. Согласно переписи 1680 г., ругу 4 руб. ему платили прихожане 73. В ряде слобод священники жили в мирских церковных домах и после отставки должны были их покинуть.


Таким образом, формирование приходского духовенства в Сибири в первой половине XVII в. шло в основном за счет присылки священников по просьбам местной светской и церковной администрации из Москвы, Вологодской и Пермской епархии, Казани и Новгорода. На начальном этапе колонизации возможности выбора священника на месте были лимитированы не только отсутствием подходящих кандидатур, но и ограниченными возможностями прихожан содержать духовенство на свои средства. С середины XVII в. присылка священников из других регионов была прекращена, и вакантные должности стали заполняться в основном за счет местных ресурсов - детей священников, передвижения по служебной лестнице церковнослужителей. К концу XVII в. проблема обеспечения кадрами священно- и церковнослужителей сибирских церквей была решена. В основном подготовка к священнической службе происходила через выполнение обязанностей пономарей и дьячков. Во второй половине XVII в. прослеживается тенденция к превращению священнической и причетнической службы в наследственное занятие. Одной из особенностей Сибири являлась доминирующая роль светских органов власти в решении церковных вопросов. Но вряд ли стоит преувеличивать вмешательство государства в церковные дела. Как показал детальный анализ дел, связанных с отправкой и материальным обеспечением в Сибири священников, роль государственных структур в основном заключалась в решении организационных и финансовых вопросов. С другой стороны, государство было крайне заинтересовано в том, чтобы как можно скорее наладить на новых отдаленных территориях традиционный православный уклад жизни, в котором Церковь, православная этика выступают основными регуляторами нравственного состояния общества.




1Исследование проведено в рамках программы Президиума РАН № 33 «Традиции и инновации в истории и культуре», проект «Урал в контексте Российской истории: эволюционная динамика социокультурного развития в XVI-XIX вв. (традиции изучения и концептуализация)».
2Юшков С. В. Очерки из истории приходской жизни на Севере России. СПб., 1913. С. 3.
3Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Т. 1. Тюмень, 1999; Он же. Открытие Тобольской епархии и первый То больский архиепископ Киприан //Буцинский П.Н. Мангазея. Сургут, Нарым и Кетск. Т. 2. Тюмень, 1999. С. 199-250; Он же. Сибирские архиепископы: Макарий, Нектарий, Герасим (1625-1650) // Там же. С. 251-310.
4Тобольский архиерейский дом в XVII веке. / Сост. Н.Н. Покровский, Е.К. Ромодановская. Новосибирск, 1994.; Первое столетие сибирских городов. XVII век / Сост. Н.Д. Зольникова, А.И.Мальцев, Д.Я. Резун. Новосибирск, 1996; Литературные памятники Тобольского архиерейского дома XVII века / Сост. Е.К. Ромодановская, О.Д. Журавель. Новосибирск, 2001.
5Покровский Н.Н. Русская Православная Церковь в освоении Сибири// Электронный журнал «Сибирская заимка». Режим доступа: http://zaimka.ru/religion/pokrovskyl.shtml
6Там же.
7Зольникова Н.А Традиции православия в Сибири. Конец XVI -XIX вв. // Сибирская икона. Омск, 1999. С. 11.
8Литературные памятники Тобольского архиерейского дома... С. 300.
9Аулов А.В., Санников А.П. Православная церковь в Восточной Сибири в XVII - начале XX вв. Ч. 1. Иркутск, 2006. С. 28.
10Зольникова Н.Д. Традиции православия в Сибири... С. 12.
11Миллер Г. История Сибири. М.; Л., 1937. Т. 1. С. 350.
12Шишонко В. Пермская летопись. Кн. 1. Пермь, 1881. С. 146-147.
13РГАДА. Ф. 199. Д. 184. Ч. 1. Л. 4.
14Тобольский архиерейский дом... С. 176.
15Там же. С. 171,175, 200-201.
16Там же. С. 137.
17Данное послание архиепископа Киприана содержится в ответной на него грамоте царя Михаила Федоровича. См.: Тобольский архиерейский дом... С. 179.
18Там же. С. 180.
19Тобольский архиерейский дом... С. 182.
20Буцинский П. Открытие Тобольской епархии... С. 212.
21Тобольский архиерейский дом... С. 225.
22РИБ. Т. 8. СПб., 1884. Стб. 396,428-429.
23РГАДА. Ф. 214. Оп. 3 Д. 165. Л. 1-94. Частично опубликованы в РИБ. Т. 2. СПб., 1878. Стб. 582-596. Эти документы использовал П. Буцинский.
24Там же. Ст. 785.
25Тобольский архиерейский дом... С. 137.
26РИБ. Т. 2. Ст. 583.
27Там же. Ст. 592.
28РГАДА. Ф. 214. Оп. 3 Д. 165. Л. 81-94.
29Там же. Л. 95.
30Первое столетие... С. 80.
31РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Д. 6. А. 42, 57.
32Там же. Л. 42 об.
33Там же. Ф. 199. Д. 184. Ч. 1.Л. 1-2.
34Аулов А.В., Санников А.П. Православная церковь в Восточной Сибири. С. 32. К сожалению, авторы не указывают, к какому времени относятся приведенные ими сведения. Вероятно, речь идет о конце XVII в.
35РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Д. 6. Л. 42.
36Там же. Л. 61-62.
37ГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Д. 344. Л. 568-570.
38Манькова И.Л. К истории первых церквей Сургута // Материалы и исследования по истории Северо-Западной Сибири. Екатеринбург, 2002. С. 112.
39Там же. Оп. 1. Д. 24. Л. 36 об.; Д. 41. Л. 12 об., 13.
40Первое столетие... С. 62.
41В писцовой книге Верхотурского уезда 1621 г. отмечены покосы троицких соборных попов, т. е. во множественном числе, остальные причетники упомянуты в единственном числе. См. РГАДА. Ф. 1111. Оп. 4. Д. 1 А. 96 об.
42РГАДА. Ф. 1111. Оп. 2. Д. 116. Л. 34; Ф. 214. Oп. 1. Д. 656. Л. 118-118 об.
43Там же. Ф. 214. Oп. 1. Д. 24. Л. 36 об. В 1673/74 г. была выдана руга про свирнице Матренице Клементьевой. Возможно, это дочь попа Клемечтия. См.: РГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 585. Л. 106 об.
44РГАДА. Ф. 1111. On. 1. Д. 70. 4.2. Л. 133,203.
45Там же. Д. 304. Ч. 2. Л. 420.
46Там же. Ф. 214. On. 1. Д. 450. Л. 222 об.
47Аулов А.В., Санников А.П. Православная церковь в Восточной Сибири... С. 33.
48Литературные памятники Тобольского архиерейского дома... С. 290.
49ПСРЛ. Т. 36. Ч. 1.С. 202.
50РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1.Д. 70. 4.2. Л. 198-199; Оп. 2. Д. 166. Л. 34.
51Там же. Оп. 2. Д. 166. Л. 34-35.
52Там же. Он. 1. Д. 70. Ч. 2. Л. 199-200; Д. 304. Ч. 2. Л. 442.
53Там же. Л. 77.
54Там же. Л. 189.
55Там же. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 697. Л. 259-259 об.
56Там же.Ф. 1111. Оп. 2. Д. 304. 4.2. Л. 465.
57Там же. Оп. 4. Д. 1. Л. 40.
58Там же. Oп. 1. Д. 70. Ч. 3. Л. 327-328.
59Там же. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 697. Л. 525.
60Там же. Л. 351.
61Там же.Ф. 1111. Oп. 1. Д. 70. Ч. 3. Л. 383.
62Там же. Ф. 214. Оп. 3. Д. 656. Л. 156, 292.
63Селин А. Л. Церковные причетники сельских церквей Новгородской земли в XVI-XVIII вв. // Православие в истории России. Материалы науч. конф. «Православие в истории России. Прошлое и современность». СПб., 1999. С. 174-177.
64Шишонко В. Пермская летопись. Т. 1. С. 146-147.
65РГАДА. Ф. 214. On. 1. Д. 450. Л. 222 об., 267.
66Тобольский архиерейский дом... С. 180.
67РГАДА. Ф.214.0п. 1. Д. 341. Л. 42 об., Д. 656. Л. 120.
68Там же. Д. 450. Л. 185; Д. 140. Л. 238, 239.
69Там же. Ф. 11П.Оп.4.Д. 1.Л. 96 об.; Ф.214. Оп. 1.Д. 5.Л. 192 об.
70Там же. Ф. 214. Oп. 1. Д. 697. Л. 13 об.
71Там же. Л. 351, 525.
72Там же. Л. 859-859 об.
73Там же. Л. 111.


Просмотров: 8475

Источник: Образы аграрной России IX-XVIII вв. М.: Индрик, 2013. С.181-198



statehistory.ru в ЖЖ:
Комментарии | всего 0
Внимание: комментарии, содержащие мат, а также оскорбления по национальному, религиозному и иным признакам, будут удаляться.
Комментарий:
X