Изображение казни: расправа над стрельцами у Иоганна Георга Корба

Занимаясь исследованиями по истории русского уголовного права, я всегда сталкивалась, хотя это и не было неожиданностью, с почти полным отсутствием в документах какого-либо изображения, связанного с практикой судопроизводства в Московском государстве. Брошюра «Шемякин суд», выполненная в стиле народного лубка, которая датируется XVII веком, содержит лишь образ судьи, восседающего на возвышении, при этом прочие детали убранства отсутствуют. В составе Лицевого свода имеются миниатюры, на которых изображены казни еретиков в 1375 и 1505 гг. и обезглавливание бояр в 1499 и 1546 гг.1 Подобные схематичные зарисовки кажутся крайне убогими при сравнении с той традицией реалистических изображений судебных процессов, которая уже сложилась к этому времени в европейских странах, где получили широкое распространение гравюры и оттиски с картинами казней, пыток и телесных наказаний2.

Записки иностранцев (особенно начиная с XVII в.) снабжены многочисленными рисунками, однако лишь малая их часть относится к практике уголовного права в Московском государстве. У Мейерберга и Олеария есть изображения городов и сельских пейзажей, картины придворных церемоний, портреты представителей различных социальных групп и даже великих князей3. Описание процедур уголовного права снабжено следующими изображениями: битье кнутом и пытка водой (Пальмквист), также битье кнутом (Олеарий), Стенька Разин, ведомый на место казни (известие английского морехода, опубликованное в Лондоне в 1672 г.), и, наконец, казнь стрельцов, которая и является темой нашей статьи.

Любой историк при первом знакомстве с данными изображениями испытывает чувство крайнего облегчения, настолько эти рисунки кажутся реалистичными и подробными. Однако специалисты в области искусства Раннего Нового времени предупреждают нас: кажущийся «реализм» весьма относителен4. С одной стороны, в таких источниках, как записки иностранцев, задачей художника являлось отражение некоей чуждой им реальности. Предполагалось, что такие очевидцы, как дипломаты или просто путешественники, должны передавать своим государям и правительствам, патронам и покровителям максимально точные сведения о землях, которые им довелось посетить. В некоторые экспедиции, особенно если это касалось Нового Света, отправлялись также профессиональные иллюстраторы: «почти сразу же после начала европейской экспансии возникла необходимость сопровождать текст визуальным рядом»5. Питер Бёрк отмечает в своем исследовании об исторических изображениях, что изобретение книгопечатания и быстрое распространение гравюр в книгах, а также отдельных оттисков привело к тому, что изображения стали восприниматься в качестве «документального свидетельства», вне зависимости от того, относилось это к событиям, предметам или людям. Однако, с другой стороны, рисунки Раннего Нового времени, даже кажущиеся наиболее достоверными, воплощают определенные условности в восприятии окружающего мира, которые противоречат нашему представлению о точности6.

Мы не найдем ни одного европейского художника, наделенного взглядом абсолютно «невинного» свидетеля времени, свободного от стереотипов и предрассудков, все они придавали определенные очертания своим творениям в зависимости от того, развлекали они толпу своими мрачными фантазиями или выполняли политический заказ7. Питер Мэйсон в своем исследовании об описаниях Америки европейцами Раннего Нового времени настаивает на том, что большинство художников, создавая иллюстрации для записок путешественников «находилось в значительной, хотя и не в полной зависимости от текстов, как источника информации»8. Иначе говоря, они практически изображали лишь то, что содержалось в записках. Даже в тех случаях, когда они сами участвовали в экспедициях, в творческий процесс вмешивались художественные и культурные условности. Мэйсон приводит пример, когда один голландский художник, посетивший бразильскую деревню, доносит до пас некоторые вполне достоверные детали, но в то же время «располагает индейцев на рисунке в соответствии с теми канонами, которые уже сформировались в европейской художественной традиции». Он помещает на периферию тех представителей племени, которые занимаются наиболее экзотическим родом деятельности, чуть ближе находятся самые «цивилизованные» жители деревни, и, наконец, европейцы, находящиеся на высшей ступени развития «цивилизации», оказываются в самом центре изображения9. Другими словами, заключает Мэйсон, «эти ранние гравюры, безусловно, в большей степени говорят нам о восприятии европейцами далеких народов и земель, чем о самих этих народах»10.

Приведенный выше пример со всей наглядностью демонстрирует, что европейские художники в своих творениях создавали композиции, которые часто искажали суть происходящего. Те иллюстраторы, которые черпали свое вдохновение только из текстов, могли внести еще большую путаницу, прибегая к «визуальным условностям, воспринимавшимся в определенной культурной сфере или в отдельных жанрах как нечто вполне естественное», чтобы придать образам привычные для европейской публики очертания11. Визуальные образы и избитые клише зачастую заимствовались граверами раннего нового времени из эпохи античности и средневековья12; аналогичные шаблоны мы встречаем и в записках иностранцев о Московии. Балдахин, прикрывающий царицу на иллюстрации к текстам Мейерберга 1661-1662 г., носит поразительное сходство с балдахином, который несли члены городского совета Пюренберга над императором Леопольдом I в 1658 г. Традиция подобных балдахинов восходит к европейским средневековым имперским процессиям, и вопрос, использовались ли они в Московском государстве, как то описывает Мейерберг, остается открытым13. Так же у Олеария имеется изображение приема послов царем Алексеем Михайловичем в 1656 г., где действие происходит в палатах, не имеющих ничего общего с интерьером Московского Кремля, но удивительно напоминающих зал заседаний Имперского рейхстага в городской ратуше Регенсбурга, запечатленный художником в 1663 г.14

Более того, граверы - создатели исторических изображений были вынуждены отчасти искажать отдельные фрагменты композиции, поскольку они постоянно сталкивались с одной и той же проблемой извечного характера. Это проблема изображения, как выражается Бёрк, «визуального повествования», иначе говоря, тех элементов, которые воплощали течение времени. Отто Пэхт настаивает на том, что «история нарративного искусства есть ни что иное, как серия бесконечных попыток внести фактор времени в среду, которая по определению лишена временного измерения»15. Разработанные приемы отличались многообразием: динамичный фриз на здании Парфенона или декоративная кайма на ковре из Байё с дополнительными сюжетами; иконографическая традиция окружать образ святого сценами житийного характера, которые можно было рассматривать в хронологическом порядке или возвращаться к началу повествования, при этом центральная часть композиции все время оставалась в центре внимания16; обычай изображать персонажей на одной и той же картине в различные временные отрезки времени. Рассказ мог разбиваться на несколько отдельных картинок, сгруппированных вместе17, или придумывались новые мотивы для батальных сцен, процессий и прочих сюжетов18. Художники часто опирались на временную перспективу, отсылая более поздние события к их предыстории в рамках единой композиции19. Ученые не устают предупреждать нас, что в жертву упомянутым выше условностям, в погоне за «доходчивостью» изображаемого могут приноситься подлинные детали и точность воспроизведения20.

Учитывая все вышеизложенные обстоятельства и вооружившись более критическим взглядом на объект изучения, мы можем приступить к рассмотрению гравюр, на которых запечатлена казнь стрельцов. Обратимся к источнику. Иоганн-Георг Корб (1670—1741) сопровождал австрийского посланника Игнаца Кристофа фон Гвариента в Россию в 1698-99 гг.21 Члены посольства пребывали в России с апреля 1698 г. вплоть до отъезда в июле 1699 г.; они находились в Москве именно в то время, когда разразился стрелецкий бунт, а затем произошло его жестокое подавление. Это событие занимает значительную часть дневника Корба, который он вел на латинском языке. К ежедневным записям Корб приложил обстоятельный отчет по истории стрелецкого бунта, заметки этнографического характера о состоянии московского общества, его нравах, словесные портреты представителей русской знати и иноземцев на русской службе, с которыми ему довелось общаться. В тексте Корба нет никаких указаний на то, что авторство иллюстраций принадлежит именно ему, отсутствуют также какие-либо упоминания о том, что кто-нибудь из членов посольства делал зарисовки. Книга появилась на свет в 1700 или в самом начале 1701 г.22Это издание ныне представляет собой библиографическую редкость, что объясняется следующим: князь Пётр Алексеевич Голицын, русский посланник в Вене, выслал экземпляр книги в Москву, царский двор, ознакомившись с текстом, выразил крайнее недовольство теми холодящими кровь подробностями, которыми изобиловал дневник, и, в частности, описанием действий самого Петра во время расправы над бунтовщиками. Петр I попросил императора наложить запрет на издание, что и было сделано, хотя этот запрет и не был оформлен официально. Книга не переиздавалась, и количество сохранившихся экземпляров в настоящее весьма ограниченно: около 15 в Европе, около 18 в США, и считанные единицы в России23. Записки Корба пользовались известностью среди немногих ученых умов Европы XVIII в., затем уже в XIX в. они были переведены и опубликованы с большими извлечениями в России, причем в течение долгого времени это издание было практически недоступно для исследователей. Полностью текст был переведен на английский язык в 1863 г., до того, в 1859 г., появился французский перевод фрагментов книги, издание полного русского перевода относится к 1906 г., а немецкий вариант записок увидел свет только в 1968 г.24

Корб сопроводил свою книгу 20 иллюстрациями, авторство которых до сих пор не установлено (они воспроизведены в немецком и русском изданиях). Имеется карта, которая позволяет проследить маршрут посольства из Вены в Россию. Девять иллюстраций представляют собой различные карты и схемы, связанные с Азовской кампанией 1696-97 гг.; при этом необходимо отметить, что сам Корб в Азове не был. Два рисунка воспроизводят сражение с взбунтовавшимися стрельцами и затем расправу над ними (пытки и казни). Некоторые исследователи полагают, что сведения об Азове и о подавлении стрелецкого мятежа Корб получил от генерала Патрика Гордона, с которым австрийский дипломат был хорошо знаком25.

Ряд иллюстраций носит декоративный или же сравнительно статичный характер: это изображение российского герба - двуглавого орла (не раз отмечалось, что рисунку присуще множество неточностей26), большого московского «Иван-колокола», двух крупных фрегатов, дворянина, путешествующего на санях [в русском издании иллюстрация имеет заголовок: «Катанье австрийского посла к Новодевичьему монастырю» - прим. пер.]. Однако в нашем распоряжении есть три иллюстрации, на которых запечатлены конкретные исторические события: вступление австрийского посольства в Москву, освящение патриархом воды в день Богоявления Господня и, наконец, казнь стрельцов. Известно, что Корб был очевидцем всех трех событий, между тем изображение торжественного въезда послов не отличается оригинальностью: художник взял за образец змеевидное очертание церемониальных процессий, характерное для европейских гравюр того времени27. По поводу обряда водоосвящения автор дневника писал следующее: «Желая посмотреть на это выдающееся торжество в году, господин цесарский посол отправился в Посольскую канцелярию, окна которой выходили на текущую мимо реку»28. Изображение религиозной церемонии, также как расправы над стрельцами, имеет значительное сходство с текстом Корба29. Может быть, мы имеем дело с набросками очевидца?

Я полагаю, что это не так, мое утверждение покоится на следующих фактах: первое, в дневнике нет никаких ссылок на имя художника; второе, подавляющая часть иллюстраций была создана, безусловно, после возвращения из России; третье, непосредственный свидетель находился бы в меньшей зависимости от устоявшихся в художественной традиции шаблонов; четвертое и последнее, изображение событий непосредственно подчинено тексту Корба, не внося при этом ничего нового, все детали носят достаточно отвлеченный характер. Так образом, перед нами предстает искусный гравер, который является создателем динамичного визуального повествования, основываясь при этом не на своих впечатлениях очевидца, а на рассказе Корба.

Выдающийся исследователь русских гравюр Д. А. Ровинский отчасти предвосхитил мой вердикт, когда писал, что иллюстрации Корба не представляют собой «никакого этнографического интереса», они создавались «наобум», при этом ученый основывался на том, что изображение Кремля слишком далеко от реальности30. Мне все же кажется, фраза Д. А. Ровинского является чрезмерно резкой. Композиция изображений носит глубоко продуманный характер, в них «документально» воспроизведены конкретные исторические факты с использованием той стилистики, которая соответствовала сути происходящего, при этом художник пытался воспроизвести последовательность и драматизм событий в манере, свойственной стилистике дневника Корба.

Стрелецкий бунт. 1698. Казни стрельцов. Гравюра из «Дневника Путешествия в Московию...» И.Г. Корба. Конец 1690-х гг.
Стрелецкий бунт. 1698. Казни стрельцов. Гравюра из «Дневника Путешествия в Московию...» И.Г. Корба. Конец 1690-х гг.

Теперь рассмотрим, как художник справился со своей задачей, и обратимся к изображению казни стрельцов. (См. рис.) Корб писал, что экзекуции продолжались «семь дней», с 10 но 31 октября, в различных местах города: в Преображенском перед полковыми казармами, вдоль городской стены Москвы у главных ворот, у стен Кремля, в самом Кремле и перед Новодевичьем монастырем, который он назвал «Монастырем монахинь». Корб подробно описывает, как в течение трех ужасных недель сотни мужчин (а также несколько женщин), просто рядовых стрельцов, а также имеющих офицерское звание, и даже священников было обезглавлено, повешено, подвергнуто другим, более страшным истязаниям во время массовых публичных казней. Корб доносит до нас в своем мрачном повествовании холодящие кровь детали происходящего, перед нами предстает вереница несчастных, влекомых на место экзекуции в повозках с горящими восковыми свечами в руках; стрелецкие жены, провожающие горестными причитаниями своих мужей; две женщины, закопанные живьем в землю; массовое повешение и обезглавливание бунтовщиков; тела, висящие на перекладинах, вставленных в бойницы городских стен; колесование; отрубленные головы на пиках.

Художник-гравер создал из разрозненных событий единую композицию, удаленные друг от друга фрагменты придают картине ощущение движения во времени и пространстве. Он поместил на передний план процессию осужденных, использовав при этом художественный образ торжественного шествия в виде извивающейся линии, сходный с тем, который был применен на изображении прибытия послов. Мы видим, как две кареты с участниками посольства на левой части рисунка встречаются с повозками преступников, движущихся справа, череда которых образует волнообразную линию, и эта линия, в свою очередь, приковывает наше внимание вглубь композиции. Две женщины, закопанные в землю, также оказываются на переднем плане. Корб в своем дневнике не уточняет, где они были казнены, и иллюстратор предпочел поместить данный эпизод в самый центр, возможно, поскольку подобное наказание, неизвестное тогда в Европе, могло показаться западному зрителю весьма экзотичным.

Художник делит композицию на четыре отдельных фрагмента, отступающих на задний план в соответствии с законами перспективы, они представляют четыре различных места действия и расположены в определенном порядке, следуя хронологии событий, изложенных в дневнике Корба. Итак, первый фрагмент соответствует первому дню экзекуций, т. е. 10 октября, в Преображенском, в нескольких километрах от Кремля. Эта часть рисунка как бы находится на значительном удалении от кремлевских стен. Корб сообщает, что «Его Царское Величество, как бы желая снова твердо упрочить за собою верховную власть над жизнью и смертью, оспариваемую у него мятежниками, пригласил на это проявление своего карающего Правосудия всех послов иностранных государей»31, на их глазах были обезглавлены пять осужденных, а затем отрубленные головы были водружены на заостренные колья, причем на противоположном берегу реки Яузы происходило повешенье 200 стрельцов, но шести человек на каждой виселице. Здесь автор описывает, как бунтовщиков ссаживали поодиночке с повозок, каждый из них держал в руках зажженную восковую свечу, а жены их горестно оплакивали несчастных32.

Иллюстратор тщательно воспроизводит упомянутые выше подробности: мы видим на его гравюре и причитающих баб, и иноземцев, наблюдающих за происходящим, и повозки с осужденными. Однако он позволяет себе несколько уклониться от текста записок: так Корб сообщает, что на каждого приговоренного к казни приходилось по одной телеге, в то время как у художника осужденные едут на место экзекуции по двое. Опять же Корб указывает, что каждая виселица предназначалась для шести бунтовщиков, в то время как на иллюстрации в каждой группе по десять человек. Гравер располагает сцену обезглавливания и изображение отрубленных голов на пиках на заднем плане композиции, чтобы просто привязать этот эпизод к более поздним экзекуциям; он заимствует у Корба деталь, согласно которой «Обвиненные не были ни связаны, ни скованы. К обуви у них привешены были колодки»33, но тут же превращает их в дополнительный груз, применявшийся при повешении преступников34.

Следующее горизонтальное панно посвящено событиям, разыгравшимся уже в непосредственной близости от Кремля десятью днями позднее: австрийский дипломат описывал, как 20-21 октября стрельцов вешали по двое на бревнах, вставленных в бойницы городских стен близ надвратных башен35. Далее следует горизонтальный ряд с изображением массового обезглавливания, которое, но словам Корба, пришлось на пятый «день» экзекуций, а именно на 23 октября [В русском издании - шестая «расправа», 27 октября]. В Преображенском царь самолично руководил кровавыми расправами, потребовав от своих вельмож, чтобы они выступили в роли палачей, исключение было сделано лишь для нескольких иноземцев36. Автор дневника писал, что все бояре, сенаторы царства, думные и дьяки, принимавшие участие в соборе, устроенном против мятежных стрельцов, были по царскому указу позваны в Преображенское, где им приказано было нести службу палача37. В этот день было лишено жизни более 300 человек, царь не только наблюдал за происходившим, но и отдавал распоряжения38. Художник не мог совместить на своей гравюре это эпизод с первым днем казней, происходившим также в Преображенском, поскольку придерживался в первую очередь хронологического принципа. Однако он тщательно воспроизводит отдельные детали: например, мы видим фигуру человека в европейском платье, скорее всего, Петра, который дает указания палачам и поощряет их выкриками.

На одном и том же панно гравер помещает эпизоды колесования и отрубленные головы, водруженные на пики, что в реальности имело место в разных местах и в разное время. Корб писал, что отсечение голов и затем водружение их на пики имело место 10 октября в Преображенском, однако это обстоятельство здесь отнесено к событиям конца октября. Австрийский дипломат оставил свидетельство, как осужденный за измену священник был колесован 27 октября напротив храма Св. Троицы, в тот же самый день, уже напротив кремлевских стен, аналогичной экзекуции было подвергнуто двое братьев39. Иллюстратор совмещает в одном фрагменте несколько эпизодов, отдаленных друг от друга пространственно и хронологически, как бы сжимая два дня в один. На гравюре нет изображения конкретной русской церкви, и Д. А. Ровинский, безусловно, нрав, когда утверждает, что облик Кремля здесь носит довольно абстрактный характер. Однако художнику удалось передать суть событий и их последовательность.

Ансамбль Кремля как бы издалека парит над изображением, связывая воедино отдельные фрагменты композиции. Иллюстратор не упустил возможности запечатлеть рассказ о массовых расправах 27 октября близ Новодевичьего монастыря, поместив этот эпизод в верхний левый угол: мы видим трех повешенных под самыми стенами обители, возможно, как сообщал автор дневника, под окнами царевны Софьи, а также более значительную группу осужденных, которая соответствует 230 стрельцам, казненным, если верить Корбу, на 30 виселицах. Гравер дотошно воспроизводит прямоугольную форму виселиц, описание которых имеется в записках40. Вся сцена отнесена вглубь рисунка и на его периферию, что должно было указывать на ее финальный характер, а также, следуя опять же тексту дневника, на обособленность местности, где происходили расправы.

Таким образом, иллюстратор мастерски передал суть трагических событий, описанных Корбом, дотошно следуя букве и духу дневника, не прибавляя при этом ничего новош. Безусловно, все архитектурные сооружения, также как костюмы и портреты, носят весьма обобщенный характер. Осознание, насколько искусственны все западноевропейские гравюры, посвященные России Раннего Нового времени, только усложняет наш взгляд на них как на исторический источник. И все же рассмотренное нами изображение имеет определенную ценность, поскольку в его основе лежит свидетельство очевидца. Однако эта иллюстрация обретает свою ценность лишь в сочетании с текстом и является в значительной мере отражением представлений художника о современных ему событиях.



1 Шемякин суд: Булгаков О. И., изд. Повесть о суде Шемяки. СПб. Тип. В. С. Балашева, 1879. Еретики 1375 г.: Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. Томск, М.: Изд-во Водолей, 2004. Рис.39. Еретики 1505 г.: Черный В. Д. Русская средневековая книжная миниатюра: Направления, проблемы и методы изучения. М. Российская политическая энциклопедия (Росспэн), 2004. Рис. 23. Казни 1499 г.: Подобедова О. И. Миниатюры русских исторических рукописей. К истории русского лицевого летописания. М.: Наука, 1965. Рис. 127. Убийство Кубенского и Воронцовых в 1546 г.: Payne R. and Romanoff N. Ivan the Terrible. New York, 1975. P. 63. Несомненно, еще неопубликованные миниатюры из Лицевого свода и других сборников содержат другие изображения подобного свойства. Известны также миниатюры с картинами народных волнений: бунт в Новгороде (Подобедова О. И. Миниатюры... Рис. 125), толпа, убивающая князя Юрия Глинского в 1547 г. (Payne R. and Romanoff N. Ivan the Terrible. P. 77), различные бунты (Арциховский A. В. Древнерусс кие миниатюры... Рис. 8, 55). Однако эти рисунки не имеют отношения к судебным процедурам.
2 См. главу из книги Дэвида Кунцле «Тайные преступления, публичные казни»: Kunzle D. The Early Comic Strip. Narrative Strips and Pictures Stories in the European Broadsheet from c. 1450 to 1825. Berkeley, Los Angeles, London, 1973. P. 157-196.
3Мейерберг Августин. Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII века. СПб., изд-во А. С. Суворина, 1903; Olearius Adam, Vermehte Newe Beschreibung. Der Muscowitischen und Persischen Reyse. Schleswig |Holstein| 1656. ed. Dieter Lohmeier. Tubingen: Max Nieineyer, 1971.
43Классическими работами по изучению воображаемого и реального в искусстве являются: Panofsky Е. Iconography and Iconology: An Introduction to the Study of Renaissance Art // Meaning in the Visual Arts. Garden City, N.Y., 1955. P. 26-54; а также Bryson N. Discourse, Figure // Word and Image. French Painting of the Ancien Regime. Cambridge, 1981. P. 1-28.
5 Buisseret D. Imagery of Exploration // Buisseret D„ ed. The Oxford Companion to World Exploration. Oxford, 2007. 1: 403-40-1, цитируется С. 403; Blanton С. Travel Literature, European, ibid., 2: 309; Steward J. Illustration // Speake J., ed., Literature of Travel and Exploration. An Encyclopedia. New York and London, 2003. P. 587-610.
6 Burke P. Eyewitnessing. The Uses of Images as Historical Evidence. London, 2001. P. 17-19. О ментальное™ художников Раннего Нового времени как очевидцев событий см.: Burke P. Eyewitnessing. Р. 14.
7 Фраза взята из книги: Burke P. Eyewitnessing. Р. 19.
8 Mason P. The Lives of Images. London, 2001. P. 42.
9 Mason P. Deconstructing America. Representations of the Other. London and New York, 1990. P. 21-22.
10 Mason P. Lives of Images. P. 42.
11 Burke P. Eyewitnessing. P. 19.
12 Классической работой, посвященной подобным клише, является: Соре W. A. The German Illustrated Broadsheet in the Seventeenth Century. Historical and Iconographical Studies. 2 vols. Baden-Baden, 1966-67.
13 Мейерберг А. Альбом Мейерберга. Рис. 78. Мейерберг признается, что он не видел ни одной женщины, принадлежавшей царской семье, хотя
и утверждает, что такие балдахины находились в употреблении: Аде- лунг Ф., изд. Альбом Мейерберга.... Объяснительные примечания к рисункам. СПб., 1903. С. 137; Paas J. R. The German Political Broadsheet 1600-1700. 9 vols, (к настоящему времени) Wiesbaden, 1985-. 8 (2005): no. P-2474.
14 Olearius, Verraehrte Newe Beschreibung, между С. 34 и 35. Рейхстаг в городской ратуше Регенсбурга: Paas, 9 (2007): no. Р-2593. "Гаже планировка просматривается на изображении Нюрнбергского замка 1650 г.: Paas, 8: no. Р-2270.
15 Pacht О. The Rise of the Pictorial Narrative in the Twelfth-Century England. Oxford, 1962. P. 1. Нас. 1-40 Пэхт рассматривает разнообразие художественных приемов, применявшихся для того, чтобы описать течение времени.
16 Подобный прием использовался на европейских гравюрах: Paas J. R., 8: № Р-2320 (коронация Фердинанда IV) и Paas J. R„ 9: № Р-2860 (предположительно казнь Саббатая Зеви).
17 Paas J. R., 8: no. P-2318 (торжественный выход императора Фердинанда III и его деяния, 1653 г.).
18 Например, изображение Корбом сражения со стрельцами имеет некоторое сходство с гравюрами XVII в., где запечатлены военные действия между австрийцами и турками. Paas J. R., 9: no. Р-2632-2636; KurbJohann Georg. Tagebuch der reise nach Russland ... 161. П. Бёрк рассматривает в своей книге мотивы батальных сцен: Eyewitnessing, pp. 146-51.
19 Paas J. R., 8: no. P-2565 (казнь квакеров и Кромвеля - два события, отделенные друг от друга временным промежутком), 8: no. Р-2572 (коронация Карла II в 1661 г.).
20 Burke P. Eyewitnessing. Р. 149.
21 См краткую биографию Корба: Orchard G. Е. Korb, Johann Georg // Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History, 60 vols. 1976-2000, a также 9 дополнительных томов (1995-), 17 (1980): P. 174-175: Killy W. and Vierhaus R., eds. Dictionary of German Biography. Munich, 2003. P 33.
22 Первое издание имеет следующее название: Diarium itineris in Moscoviam perillufitris ас magnicfici domini Ignatii Christophori nobilis domini de Guarient & Rail, Sacri Rornani Imperii & Regni Hungarae equtis... ab Augustissimo Invictissimo Imperatore Leopoldo I... ad Serentissimum, ac Potentissimmum Tzarum magnum Moskoviae ducem Petrum Alexiowicium, anno MDCXCVIII ... descriptum a Joanne Georgia Korb, p. t. secretario... Viennae: Leopoldi Voigt, Universit. Typog. n. d. [1700/1701].
23 Источник информации: WorldCat и электронный каталог Российской национальной библиотеки (собрание насчитывает около восьми экземпляров). По крайней мере, один экземпляр должен был отложиться в Архиве Коллегии (Министерства) иностранных дел еще при жизни самого Корба. Рассуждения на эту тему можно встретить у А. И. Малеина: Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.), перевод и комментарии А. И. Малеина. СПб., Изд. А. С. Суворина, 1906. С. VI. Путеводитель РГАДА содержит упоминание об описании путешествия некоего «А. Корба», которое может храниться в составе Архивохранилища старопечатных и редких изданий - Ф. Книги гражданской печати (иностранные): Российский государственный архив древних актов. Путеводитель. Т. 1-4. М„ 1991-1999. Т. 4. М, 1999. С. 478. В РГАДА действительно имеется экземпляр первого издания со штампом библиотеки МГАМИД (РГАДА. Ф. ОРИ иностранные, № 18135), переплет картонный с кожаным корешком рубежа XVII1-XIX вв. В данной публикации использованы гравюры из этого экземпляра. - Прим. ред.
24 А. И. Малеин рассматривает упоминания заиисок в трудах европейских авторов XVIII в. в предисловии к своей публикации: Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию ... С. VIII-IX. Перечень существующих иа настоящий момент переводов: Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter the Great, trans, and ed. Count MacDonnell, 2 vols. (London: Bradbury & Evans, 1863; reprint London: Frank Cass and Co., 1968); Korb Johann Georg. Tagebuch der reise nach Russland, ed. Gerhard Korb. Graz, Austria, 1968.
25 Adelung F. V. Kritisch-literarische Ubersicht der Reisenden in Russland bis 1700, 2 vols. St. Petersburg, 1846. 2: 399; MacDonnell, trans. Diary. P. X.
26 Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию ... С. VIII.
27 Образцы подобных гравюр имеются в издании: Paas J. R., The German Political Broadsheet 1600-1700, 8: P-2243 (1649), P-2305 (1652), no. P- 2472 (1658), P-2512 (1659).
28 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter the Great, trans, and ed. Count MacDonnell, 2 vols. London: Bradbury & Evans, 1863. P. 224. Все соответствующие цитаты в тексте статьи воспроизводятся по данной публикации. См так же: Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию... С. 111.
29 Сравнительный анализ текстуального описания обряда водоосвящения (Diary of an Austrian Secretary ... P. 224-228) с иллюстрацией к нему (Korb Johann Georg. Tagebuch der reise nach Russland. P. 100) выявляет поразительное сходство, в том числе и в деталях, которые имеют в себе погрешности (например, изображение Животворящего Креста).
30 Ровинский Д. А. Подробный словарь русских гравированных портретов. Т. 1-4. СПб., Типография Императорской Академии наук, 1886-1889. Т. 4. столбцы 11-12.
31 Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию ... С. 192.
32 Там же. С. 192-193.
33 Там же. С. 193.
34 Можно предположить, что Корбу была известна пытка, называемая «страппадо», при которой к ногам осужденного на бичевание привешивался груз, однако автор дневника не упоминает о подобных ухищрениях при описании расправы, учиненной Петром I.
35 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter... P. 188; Korb Johann Georg. Tagebuch der reise nach Russland... P. 106-107; Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию... С. 194.
36 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter... P. 193.
37 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter... P. 192; Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию... С. 195.
38 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter the Great, trans, and ed. Count MacDonnell, 2 vols. (London: Bradbury & Evans, 1863 P. 193; Korb Johann Georg. Tagebuch der reise nach Russland... P. 107- 108; Корб Иоганн Георг. Дневник путешествия в Московию... С. 195.
39 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter...
P. 196; reprint London: Frank Cass and Co., 1968. P. 111-112.
40 Diary of an Austrian Secretary of Legation at he Court of Czar Peter...
P. 194; KorbJohann Georg. Tagebuch der reise nach Russland... P. 111.


Просмотров: 9200

Источник: Paleobureaucratica. Сборник статей к 90-летию Н.Ф. Демидовой. М.: Древлехранилище, 2012. С.171-186



statehistory.ru в ЖЖ:
Комментарии | всего 0
Внимание: комментарии, содержащие мат, а также оскорбления по национальному, религиозному и иным признакам, будут удаляться.
Комментарий:
X